Книга Сквозь ад русской революции. Воспоминания гардемарина 1914-1919 - Николай Реден

Вернувшись к нормальной жизни, я утратил чувство места и времени. Бронепоезд больше не двигался, но снаружи слышался ужасный шум: строчили пулеметы, кричали солдаты, раздавался звон разбитого стекла. Я пробежал в конец вагона, спрыгнул на землю и мгновенно узнал знакомые очертания вокзала Ямбурга. Когда я добежал до паровоза, бронепоезд пришел в движение. Я взобрался по лестнице в наблюдательную кабину и увидел через плечо сотни людей, бегущих через широкую площадь в нашем направлении. Некоторые из них спотыкались и падали — все пулеметы бронепоезда работали без устали.

В кабине я обнаружил командира, который резко выкрикнул:

— Красные прибыли раньше, чем мы их ждали! Вы спали 24 часа!

Наш бронепоезд был последним воинским подразделением белых, покинувшим Ямбург. Как только мы доехали до западного берега Луги, раздались несколько глухих взрывов: саперы взорвали железнодорожный мост.

Через несколько дней Красная армия форсировала реку, но темп ее наступления был утрачен, и последующие недели боевая активность спала. Бои сменились нудной окопной жизнью. В распоряжении Северо-западной армии осталась лишь узкая полоса земли между линией фронта и эстонской границей: за нашей спиной оставалась Нарва.

Глава 26

Вскоре после отступления Генштаб реорганизовал армию. Были проведены перестановки в командном составе, слияния дивизий и полков, созданы новые воинские части. Во многом претерпел изменения и весь личный состав. Я не удивился, когда получил приказ о переводе с бронепоезда во вновь формируемый танковый батальон. Расставание с приятелями-офицерами и командой бронепоезда, конечно, опечалило, но перспектива службы в танковом подразделении казалась заманчивой. В моем случае на перевод в другую воинскую часть повлияли два фактора: во-первых, желание моих флотских друзей, уже находящихся при танках, чтобы я проходил службу вместе с ними; во-вторых, мое знание английского языка на рабочем уровне.

Три больших тяжелых танка и два легких представляли собой весомый вклад союзников в Северо-западную армию. Будучи новейшим вооружением, еще не использовавшимся в России, танки прибыли в сопровождении 40 британских офицеров и солдат. Идея состояла в том, что, пока русские не научатся управлять машинами, их экипажи будут формироваться наполовину из англичан.

Формирование такого подразделения — сложная проблема, но отношения между русскими и англичанами изначально отличались дружелюбием, уже после первой недели между ними возникла взаимная искренняя симпатия. Большей частью это было заслугой полковника из Южной Африки и русского флотского капитана. Оба олицетворяли лучшие качества боевого офицерства своих стран. Русские отдавали должное мотивам, которые побудили британских офицеров добровольно включиться в борьбу с большевиками, англичане, в свою очередь, относились к русским чутко и тактично. Вскоре я получил конкретное доказательство их дружелюбия.

По прибытии в танковый батальон мой гардероб включал матроску, разорванную во многих местах, в ужасном состоянии черные брюки и пару ботинок без подошв. У меня не было ни фуражки, ни носков, ни нижнего белья. Когда британские офицеры пригласили меня в свою столовую пообедать, я отказался, поскольку имел весьма непрезентабельный вид. Однако они настаивали, и, когда я наконец согласился, их гостеприимство заставило меня забыть о своем внешнем виде.

После роскошного обеда, сопровождавшегося употреблением огромного количества джина, я пошел спать в комнату одного из британских офицеров. Проснувшись на следующее утро, я обнаружил, что мои лохмотья исчезли, а вместо них лежит комплект британского обмундирования: китель, бриджи, ботинки, пояс, фуражка, три пары носков и нижнее белье. К рукаву кителя было приколото лаконичное уведомление о том, что это подарок для меня. Накрахмаленное свежее белье позволило мне почувствовать себя другим человеком, я был очень признателен за этот королевский по тем временам дар.

Однако, хотя добрые чувства между русскими и англичанами глубоко укоренились, нормальные отношения между обеими сторонами, к сожалению, не налаживались. Несмотря на то что мы жили и работали бок о бок, обстоятельства не позволяли нам держаться на равных. Русские не получали жалованья, ели лишь хлеб и бекон, обходились без табака. Англичане постоянно расплачивались фунтами стерлингов, ели изысканную пищу, имели в своем распоряжении торговую лавку, изобиловавшую сигаретами и ликером. Это различие в образе жизни создавало некоторое поле напряженности, которое никакие дружественные отношения не могли выдержать.

Общение с англичанами позволяло русским офицерам из танкового батальона сравнивать и осознать, до какой степени мы обнищали после революции. Это осознание глубоко ранило нашу национальную гордость, и горечь усугублялась традиционным британским снисходительным дружелюбием по отношению к иностранцам. Особенно удручали суждения англичан о мировой войне. Они считали, что победителем стала Великобритания. Если от них требовали более убедительных доводов, они признавали, что в войне участвовали и французы, но остальные союзники просто не принимались в расчет.

Мы знали, какую беду принесла война России. Большинство из нас имели родственников и друзей, погибших за три года кровопролитных боев с Германией, — вот почему мы были столь чувствительны к разговорам на эту тему. Мы напоминали англичанам, что без русской армии на востоке немцам не составило бы труда сосредоточить свои войска на западе, что постоянные наступления на Восточном фронте способствовали ослаблению немецкой мощи. Но англичане безоговорочно держались мнения: Россия не принимала участия в заключительной фазе войны и, следовательно, не заслуживала чести быть одной из держав-победительниц.

В продолжение первых двух бесед на эту тему я так рассердился, что наговорил бог знает чего. Но в третий раз я проявил находчивость и заметил:

— Если все, что было до заключительной фазы, не имеет значения, тогда может быть только один вывод: войну выиграла Америка.

К моему большому изумлению, этот наивный довод всполошил англичан. Их покинули обычные невозмутимость и самоуверенность; они пространно разъясняли, что американцы вступили в войну, когда Германия уже потерпела поражение, — то есть англичане воспользовались теми аргументами, которые обычно приводили мы. Я не без удовольствия наблюдал их замешательство. Когда кто-либо из них делал паузу, я просто повторял:

— Все-таки Америка выиграла войну!

В тот вечер, когда я обнаружил, что одно лишь упоминание этой страны выводило самодовольных англичан из себя, впервые почувствовал прилив симпатий к далеким Соединенным Штатам.

Несмотря на ссоры и споры, русские и британские экипажи оставались искренними друзьями. За время обучения танковый батальон только раз совершил пробную вылазку на фронт, где принял участие в одной второстепенной атаке. Остальное время мы проводили в военном лагере на окраине Нарвы, днем занимались изучением и испытаниями танковых двигателей, а по ночам развлекались. После фронтовой жизни наша новая служба казалась отдыхом.