Книга Мария Каллас - Клод Дюфрен

Подтверждение этому мы нашли в еще не опубликованном нигде письме Марии, адресованном одной приятельнице: «Я принесла столько жертв своему искусству и, безусловно, столько же еще придется принести, поскольку я не достигла того качества, к которому стремлюсь. И все же я задаю себе вопрос: стоило ли мне идти на эти жертвы? Не испортила ли я себе жизнь, всегда желая идти вперед, не останавливаться на достигнутом? Я всегда была настолько требовательной к самой себе и к моим партнерам, что некоторые из них обижались на меня. Журналисты писали, что у меня вздорный характер. Меня толкали, ранили и оскорбляли. Положа руку на сердце, я спрашиваю себя: стоило ли все это таких жертв?..»

Вопросы, которые задавала себе Мария, говорят о многом. Певица не осталась равнодушной к радостям жизни. В то же время она уже сомневалась относительно своих вокальных возможностей. Соглашение, которое она заключила несколько месяцев назад с «Метрополитен-оперой», внушало ей некоторые опасения. В чем они заключались? В расхождении взглядов Марии и руководства театра на выбор произведений, где должна петь Каллас, а также на количество представлений. Рудольф Бинг, директор «Метрополитен-оперы», хотел, чтобы Мария выступала в «Макбете», а также в какой-нибудь другой опере, вклинившейся между «Тоской», «Травиатой» или «Лючией ди Ламмермур». Мария пребывала в полной нерешительности относительно выбора оперы. Кроме того, ей вовсе не улыбалась перспектива петь в «Макбете», а затем в другой опере. Всего только несколько лет назад благодаря своей исключительной вокальной одаренности она могла играючи переходить с одной тесситуры на другую. Один вечер она пела в опере Вагнера, а уже на следующий день перевоплощалась в героиню произведений Верди или Пуччини. Однако все это было хоть в недалеком, но прошлом. Теперь же Мария чувствовала: у нее уже не те силы и не те возможности. Она решила, что отныне будет бережно относиться к своему голосу, который нещадно эксплуатировала с самого начала своей карьеры. Не стоит упрекать певицу за подобное решение. Напротив, она должна была намного раньше подумать о себе и замедлить бешеный ритм своей исполнительской деятельности. И все же в тот момент на ее решение повлияли не только некоторые технические сложности исполнения, но и нечто другое: ей захотелось найти время, чтобы пожить в свое удовольствие. Она больше не желала бесконечно расширять границы возможного.

В таком настроении Мария отправилась в турне по Канаде и Соединенным Штатам. Конечным пунктом ее гастролей был Даллас, где она чувствовала себя совсем как дома. И все же, несмотря на настойчивые напоминания Рудольфа Бинга, она не изменила своего отношения к «Метрополитен-опере». Как помним, Менегини утверждал, что гонорары этого театра были не столь значительными, чтобы пренебрегать другими контрактами. Если верить его воспоминаниям, супруги решили найти вескую отговорку, однако вынуждены были соблюдать осторожность. Вспомним, как по причине нездоровья Мария отказалась от выступления в Сан-Франциско. Тогда она еле унесла ноги. К тому же ей не следовало бы дразнить «AGMNA», весьма влиятельную среди артистов организацию в Соединенных Штатах. И тут Менегини проявил поистине лисью хитрость, о чем признался в своих воспоминаниях:

«— Мы должны во что бы то ни стало освободиться от «Метрополитен-оперы», — сказал я.

— Если это удастся тебе, то я сниму перед тобой шляпу! — ответила, засмеявшись, Мария. Ее рассмешила мысль о том, какой коварный план я разработаю, чтобы достигнуть своей цели…

Бинг испытывал ко мне лютую ненависть. Он обвинял меня в скупости и говорил, что я думаю только о деньгах. Он рассказывал всем, что я провожаю жену в театр, а затем держу ее под ключом в гримерной до тех пор, пока он не расплатится со мной наличными…»

Менегини решил во что бы то ни стало освободить Марию от обязательств, уже не представлявших в тот момент большого интереса. Супруги встретились в Нью-Йорке с Рудольфом Бингом на совместном обеде. Они начали с того, что в пух и прах раскритиковали его театр. Некоторые из этих критических замечаний были справедливыми. Многие спектакли, которые шли в «Метрополитен-опере», безнадежно устарели.

Встреча с супругами Менегини-Каллас заставила директора театра крепко задуматься. «Я вышел после этого обеда с ощущением: что-то тут не так. Но я еще не знал что, — писал он некоторое время спустя. — Я всегда думал, что наши разногласия возникли из-за турне, когда Марии пришлось петь в городах, выступления в которых не находили отражения в таблоидах, и не в самых лучших условиях. Во время обеда супруги без конца жаловались на сопровождавшие гастроли неурядицы: неудобные гостиницы, запрет проносить собачку Той в салон самолета, вонючие вагоны поездов, перегруженную программу выступлений…»

Менегини избрал свою излюбленную тактику: он тянул время.

«В начале ноября, — писал он, — Бинг позвонил в Даллас, чтобы сообщить о том, что выслал нам контракт. Он просил подписать его и отослать обратно.

— Я должен сначала изучить его, а затем Мария поставит свою подпись, — ответил я.

Мои слова тотчас вызвали у него раздражение.

— Там нечего изучать, — сказал он. — Контракт включает только те условия, которые уже были согласованы и подписаны.

— Посмотрим, — ответил я и положил трубку».

На протяжении нескольких дней Менегини продолжал играть в кошки-мышки с директором театра. Когда Бинг звонил ему по телефону, Баттиста был либо крайне немногословен, либо просил ответить, что его нет. Бинг начал все больше и больше волноваться. Это было именно то, чего хотел добиться коварный сын Вероны. И, наконец, письмо Марии, написанное на итальянском языке — почему бы не написать его на английском? — окончательно добило директора «Метрополитен-оперы»:

«Вы говорили, что Тебальди в прошлый сезон потребовала, чтобы я не пела в ее «Травиате», и она пригрозила, что ее ноги больше не будет в «Метрополитен-опере», если вы не выполните этого требования. Вы также сказали мне, что ответили на ее абсурдную просьбу со всей твердостью и не в самой любезной форме и что Тебальди не посмеет больше перечить вам. Между тем несколько дней назад вы сообщили, что Тебальди отказалась петь в этом сезоне в «Травиате», несмотря на то, что у нее ангажемент, и что вы, чтобы сохранить отношения с ней, не стали возражать ей. Вполне логично, что и я не буду играть эту роль, поскольку Тебальди посчитала возможным аннулировать свое выступление. Я хотела бы сказать еще об одном: я говорила вам, что к тем ролям, которые вы мне предлагали, мне бы хотелось добавить Баттерфляй. Почему вы не сделали это? Может быть, потому, что моя Баттерфляй могла бы смутить Тебальди, которая и в самом деле показала себя перед вами не с лучшей стороны в прошлом сезоне? Вполне возможно, что она еще раз навяжет вам свою волю, как это сделала в случае с «Травиатой»».

«Игра» продолжалась еще некоторое время. 6 ноября Бинг отправил Марии срочную телеграмму с требованием, чтобы она немедленно согласилась выступить в трех представлениях «Лючии ди Ламмермур», предназначенных для замены трех спектаклей «Травиаты», в которых Мария отказывалась петь. Свой ультиматум директор дополнил звонком Менегини. Последний по-прежнему отделался ничего не значившими фразами.