Книга Шенгенская история - Андрей Курков

Он стоял под Эйфелевой башней, наблюдая немногочисленных туристов и довольно многочисленных цыган и африканцев. Африканцы носили в руках огромные связки брелоков – маленьких Эйфелевых башен, время от времени то ли специально, то ли случайно встряхивая их, отчего возникало почти магическое множественное позвякивание. Когда один такой торговец сувенирами прошел мимо, оглядываясь в поисках покупателей, Андрюсу он увиделся шаманом с бубном в поисках: из кого бы изгнать злого духа?

Слева от противоположной огромной железной лапы башни двое африканцев с магнитолой расстилали на светло-сером асфальте подстилку для брейк-данса.

Что он здесь сможет собрать со своим красным носом? Андрюс согласился с пессимизмом собственной мысли и опять обернулся к солнцу. Сощурил глаза под силой его теплых лучей. Тут все равно интересно и красиво. Почему они с Барби сюда еще ни разу не пришли? Наверное, потому, что они не туристы и у них нет лишних денег, за которые можно было бы подняться на самый верх башни и оттуда рассматривать этот волшебный город, слишком бодрый из-за миллионов чашечек эспрессо, выпиваемых тут каждый день. Конечно, если город пьет столько кофе, то и сон у него короткий!

К Андрюсу подошла молодая пухленькая цыганка с блокнотом и ручкой. Что-то спросила по-французски.

– Pas Français, English, – автоматически ответил он.

Цыганка подсунула ему почти под нос открытый блокнот и протянула ручку.

– Подпишите петицию против наркотиков! – продолжила она на английском.

– Зачем? – Андрюс почувствовал в этой просьбе подвох.

– Ну вы же против наркотиков? – слишком четко произнесла цыганка.

– Не знаю, – Андрюс пожал плечами. – Еще не знаю. Не пробовал.

– Не пробовали? – цыганка выразила лицом недоумение. На подобный ответ она явно не рассчитывала.

Андрюс воспользовался ее легким замешательством и отошел на несколько шагов в сторону. Вернулся мыслями к цели своего утреннего приезда сюда. Нет, он ехал на рю де Севр, но всякий раз, когда поезд метро выезжал на мост Бир-Хакейм, слева возникала Эйфелева башня. Возникала и, как маяк для корабля, разворачивала на себя взгляд Андрюса. И удерживала его взгляд до того момента, пока дома бульвара Гренель не скрывали ее верхушку из виду, пока поезд метро не уносил Андрюса дальше по надземному, надбульварному виадуку. А в этот раз, вставший пораньше из-за желания увеличить свой ежедневный заработок Андрюс просто вышел из метро раньше, чем она исчезла из виду. И решил проверить: найдется ли у башни уголок для его скромной клоунады? Теперь ему уже было понятно, что даже пытаться тут кого-то рассмешить, привлекая к себе внимание только красным носом на резинке и клоунской пантомимой, не имело никакого смысла. Да и детей тут почти не было. Разве что цыганчата, мамы которых были заняты серьезным делом облапошивания иностранных туристов разными известными и еще не известными широкой публике способами.

– Good day Sir![19] – прозвучало из-за спины, и Андрюс обернулся.

Перед ним стоял еще один африканец, только у этого в руках ничего не было.

– Я слышал, вас интересует порошок? – продолжил он полушепотом. – Или, может, только травка?

– Нет, спасибо! Вы ошиблись! – испуганно ответил Андрюс, развернулся и рванул с места спортивным шагом.

– Не бойтесь, сэр! Вы можете мне доверять! – успел он услышать тот же голос прежде, чем стук собственных шагов отогнал прочь от его ушей все остальные звуки.

Старик в потертом синем пальто стоял у барной стойки между двумя высокими табуретами и читал газетку «Le Parisien». Перед ним – чашечка кофе на блюдце. Больше в кафе Андрюс никого не увидел.

– Bonjour! – поприветствовал его из-за стойки молодой парень с ухоженными, загнутыми кончиками кверху усиками.

– Bonjour! – ответил Андрюс. – Un café!

Парень элегантно и без слов спросил его, где он будет пить кофе, указав пальцем на стойку, а потом на столики и поставив своим взглядом в конце этого предложения мягкий вопросительный знак.

Андрюс ответил тоже без слов. Просто прошел в глубь зала и устроился на своем привычном месте, позади столика, за которым обычно сидели братья-албанцы. С этими братьями он до сих пор и не познакомился. Впрочем, они почти всегда кивали в ответ на его приветственный кивок, но при этом ни у них, ни у него не возникало желания пожать руки и узнать имена друг друга.

Андрюс уже научился пить кофе медленно. Далось ему это нелегко, ведь и кофе в чашечке хватало только на пару глотков, а значит, Андрюсу требовалось поначалу сдерживать себя от желания опустошить чашечку за пару минут. Вон ведь и тот старик у стойки будет пить свою чашку кофе не меньше часа! Для него, для старика, как и для многих парижан, чашечка кофе – это как билет в метро. Купил и получил право на уединение со своими мыслями в приятном, не суетливом месте, или наоборот, на общение с барменом или другими посетителями.

В «Ле Севр» заглянула чернокожая стильно одетая женщина в бордовом пальто. В руках сумочка и увесистый бумажный пакет, который она держала не за бумажные ручки, а снизу. По тому, как она не глянула в сторону барной стойки, Андрюс сразу понял цель ее мимолетного визита. Он быстро надел на нос красный балабон и уставился ей в глаза как можно приветливее. Она кивнула так, будто они уже встречались раньше. Присела рядом.

– Only English, – сразу предупредил ее Андрюс.

Английский она знала. Через минуту они вышли из кафе и своим появлением на пешеходной зебре остановили «курьерский» мотороллер, везший в железном ящике за спиной водителя кому-то проголодавшемуся или просто ленивому горячую пиццу.

Он вернулся в кафе с красным фасадом через час в удивительно светлом настроении. Казалось, что кучерявая чернокожая девочка лет пяти с ножкой в гипсе, закрепленной в слегка подвешенном состоянии на кронштейне над металлической кроватью, больше подняла настроение ему своей клоунадой, чем он ей. Нет, сначала все шло, как обычно. И красный пушистый балабон на его носу привлек внимание всех шести маленьких пациентов палаты. Он им устраивал одна за другой шарадные пантомимы, показывая разных зверюшек, а они наперебой кричали, угадывая или только пытаясь угадать. Его самая употребляемая фраза на французском «Pas Français» потихоньку теряла смысл. Какое же «Pas Français», если Андрюс уже знал, что кот – это chat, ежик – это herisson, хомяк – hamster.

Мама девочки тоже, казалось, радовалась тому, что развлечение, заказанное для ее дочки, стало развлечением для всей палаты, по маленьким пациентам которой можно было судить о великом парижском интернационале жителей: кроме малышки с поломанной ногой, тут временно поселились пухленькая белая девочка в очках, две китаяночки или кореяночки – одной лет пять, а вторая раза в два старше, коротко стриженная девочка-мулатка с шейным гипсом-корсетом, которая, не будучи в состоянии поворачивать голову, компенсировала это возможностью все видеть и смеяться звонче других. Полчаса клоунады немного утомили Андрюса, но чернокожая малышка вовремя протянула руку и что-то крикнула. Мама перевела ее просьбу – она хотела померять носик на резинке. Клоун с легкостью отдал ей свой основной клоунский аксессуар и она, надев его на кончик носа, стала так весело кривляться и размахивать руками, что Андрюс с опаской посмотрел на кронштейн, удерживающий ее загипсованную ножку в подвешенном состоянии. Показалось, что он шатается. А смех в палате продолжал стоять такой, будто Андрюс все еще показывал свои шарады. В палату даже заглянула медсестра в строгом белом халате. Ее взгляд безошибочно пал на девочку с красным клоунским носом как на первопричину непривычного для больницы веселья. Но и она улыбнулась и исчезла, аккуратно притворив за собою дверь.