Книга Персональный миф. Психология в действии - Вера Авалиани

После этого за бесплатной рекламой ко мне повалили десятки шарлатанов. И этот мужик был похож на афериста как никто другой.

Он пришёл в редакцию со справкой, что он вылечил рак крови у собственного сына без помощи врачей. То есть было заключение врачей год назад, был притащенный с собой в редакцию мальчишка лет семи, который на плохом русском говорил про то, что болел, но отец его спас. Будто его подучили.

Поэтому я не поверила этому тридцатилетнему типу с сальными волосами и бегающими глазками. Единственно, что в его облике не было наиграно колдовским, так это зигзагообразные пальцы на руках – изогнутые, как ветки дерева.

Видя «кисляк» на моём лице и явное желание спровадить его, колдун – звали его не то Женис, не то Жомарт, теперь уж и не помню – сделал последнюю попытку убедить меня написать о нём:

– А хотите, я вам все прошлые жизни и ваше будущее покажу? – сказал он, гипнотизируя взглядом.

– Ну давайте, если не получится, то вы сразу уйдёте, – поторговалась я, приготовившись опозорить Ж. перед коллегами. Ибо дело было в комнате, где сидели несколько корреспондентов газеты.

Нервно оглядев людей вокруг, колдун всё равно согласился. Он проделал несколько манипуляций перед моими закрытыми по его просьбе глазами и заявил, что сейчас я увижу прошлые жизни.

При этом у меня будто на внутренней стороне век сперва на секунду зарябило, как в телевизоре, а потом я ясно увидела на себе словно бы воротник, а может, это была грудь, как у собаки колли, приоткрытую дверь и неровные доски пола, плохо подогнанные друг к другу. И… всё исчезло.

Я подумала, что просто представила себе, что в первой жизни могла бы быть собакой, раз 1958 год – год собаки. Воображение моё разыгралось – вот и всё.

Но этот Женис или Жомарт назвал какой-то год из другого века, кажется, одиннадцатого столетия – ничего не произошло. Потом он назвал дату из шестнадцатого века, и опять на внутренней стороне глаза зарябило и показалась картинка: я будто бы мужчина, у меня на руках, поверх манжет в виде рюшей и парчового камзола, накинута пряжа, которую женщина с большим декольте сматывает в клубок. И я знаю, что она мне сестра. И всё – опять картинка растаяла.

Потом Ж. назвал дату уже в нашем веке – и я увидела словно бы Марлона Брандо в пору его максимальной славы – уже седого, но ещё стройного и шикарного. Но при этом он был в ультрасовременной рубашке из тех коллекций, что до нас ещё не добрались: в полосатой и застёгнутой сбоку всего на одну пуговичку, продетую в навесную петлю.

Видела я и другие картины, связанные с предполагаемым Брандо. Но ещё до того, как я досмотрела короткий фрагмент до конца, меня позвали к телефону, и сеанс прервался.

Но это видение осуществилось уже через несколько месяцев, когда я, взяв интервью у посла Франции, по его просьбе принесла показать ему текст в гостиницу – на визирование. Он как раз собирал вещи в дорогу и, слушая, ходил мимо меня в полосатой рубашке, которую я сразу узнала. Но, впрочем, с тех пор долго ничего не происходило, хоть мы явно как-то вдохновляли друг друга при встрече.

Посол часто устраивал брифинги с вином и посиделками, поэтому пресса его обожала. И все мне намекали, что, рассказывая что-то в своём поистине королевском кабинете – со статуями, книгами, великолепными картинами, он чаще всего обращается ко мне, и глаза у него горят. Но я привыкла, что всех вдохновляю, но из этого, в сущности, ничего не следует. Так было до старого нового года в 1993-м, который мы встречали маленькой компанией журналистов дома у посла. А точнее – в гостинице «Достык». Когда он общался всё время практически со мной. И остальные журналисты потом в своих статьях написали о том, что посол явно неровно дышит ко мне.

Ещё бы, мы говорили друг с другом так много – по-немецки, поскольку он не знал русского, а я французского, что на других он почти не отвлекался, постоянно глядя мне в глаза.

Но темы были самые что ни на есть политические. Но этого не знала даже его переводчица, потому что, говоря о делах, он смотрел так вдохновенно, постоянно брал меня под локоток. И сразу после боя часов он пожелал мне в будущем году большой любви. А я ответила, что размер и длительность любви не выбирают. Какая придёт – ту и возьму.

На что он поинтересовался, считаю ли я его достойным кандидатом?

Я восприняла это как обычную шутку и сказала, что он должен пройти три испытания: временем, местом и терпением.

– Я понимаю, Ира, – с ударением на окончание сказал он, – вы женщина для роскоши, а я – всего лишь посол, аристократ, но даже без фамильного замка, который давно продан.

Я припомнила мою скромную квартирку и маленькую зарплату и рассмеялась предположению, что купаюсь в роскоши.

Всё стало так серьёзно, он молча смотрел мне в глаза, всем видом показывая, что ждёт ответа. Но… мало кто воспримет серьёзно такое предложение от человека, который не был женат до пятидесяти лет – столько ему было к тому времени. Ну почти. Юбилей должен был настать весной. Это и оказалось не совсем предложение, как выяснилось позже. Не дождавшись согласия, Бертран проводил меня до машины – мы праздновали у него в присутствии ещё десятка человек.

Так до весны мы и продолжали встречаться исключительно на пресс-конференциях, и каждый раз было видно, что он ищет меня в толпе. Но я делала вид, что не понимаю его взгляды, поскольку продолжался мой роман с прекрасным во всех отношениях Альрашидом.

Но на приёме в честь приезда президента Миттерана Бертран вёл себя так, будто я уже его подруга, хотя мы тогда ещё не завязали роман и общались изредка.

Видимо, он впоследствии сделал выбор под влиянием того, что из всей толпы собравшихся в посольстве на встречу с ним Франсуа Миттеран подошёл ко мне и долго и красиво говорил что-то по-французски. Язык я не знаю. Но с разными интонациями отвечала «уи», как попугай, потому что пресс-атташе Айгуль, стоявшая рядом, смотрела на меня с долей садизма и не переводила.

Когда Миттеран сделал уже шаг в сторону, я оказалась у него за спиной. Я посмотрела с опаской на телохранителя – на удивление куртуазного громилу с низкозаросшим лбом.

Он не стал меня отталкивать, а просто успокаивающе улыбнулся.

После этого вечера, на котором я поговорила по-немецки с бывшей премьер-министром Франции, а в тот момент министром энергетики Эдит Крессон, мы собрались за чаем втроём. Ещё симпатичная женщина, она явно когда-то была знакома с Бертраном, потому что они общались, как друзья.

Она мне рассказала, что Бертран стал послом после разоблачительной статьи о том, что французские генералы брали взятки у американцев. После его статьи застрелились несколько из них, остальных судили. Его журналистская смелость вызвала у меня восхищение.

А в следующий раз мы увиделись с ним потому, что мне понадобилась его помощь. Мой шеф решил разрушить сделку одного нечистоплотного влиятельнейшего бизнесмена, который решил открыть наполовину французский канал. А моё начальство попросило меня перебить у него этих партнёров. Шеф мой сам захотел провернуть это дело с французами. И мне удалось, путем интриг, переориентировать их на нашу компанию. Что он и сделал успешно. Договор планировалось составить из расчёта прибыли пятьдесят на пятьдесят. Но когда французы уже уехали, они прислали факс с договором шестьдесят на сорок, мой шеф возмутился, и сделка не состоялась. Мне было очень жаль, потому что мне было обещано сделать меня главным редактором этого телеканала. А взамен предложил возглавить журнал на английском языке.