Книга Становление Европы. Экспансия, колонизация, изменения в сфере культуры. 950-1350 гг. - Роберт Бартлетт

ВОПРОС МАСШТАБА

Поскольку, как говорилось в предыдущей главе, средневековых свидетельств демографического характера сохранилось и вообще существовало очень мало, не удивительно, что составить статистическую картину миграционных процессов крайне сложно. Нет ни списков пассажиров, ни переписей с указанием места рождения (хотя это как раз зачастую можно установить по фамилии), и даже отрывочные сведения об эмиграции редки, хотя и они встречаются. Некоторые такие примеры собраны в книге Зигфрида Эпперляйна, посвященной миграции в земли полабских славян и ее причинам. Они проливают свет на некоторые аспекты этого процесса. В 1238 году сервы аббатства Ибург южнее Оснабрюка навлекли на себя неприятности, продав свою землю — как утверждалось, они держали ее в аренде и могли ею управлять, но не распоряжаться на правах собственников: «понимая, что совершили большое преступление против закона и своего господина, они отправились за Эльбу, чтобы уже никогда не возвращаться». В следующем десятилетии настоятель церкви Святого Креста в Гильдесгайме, «прослышав, что наш крестьянин Альвард предложил отправиться за Эльбу», призвал потенциального переселенца и взял с него клятву, что он не будет предпринимать на новом месте ничего, что шло бы во вред церкви. Иногда свидетельства носят более общий характер. Летописец монастыря Растеде, стоявшего на равнине недалеко от устья Везера, сетовал, что местные аристократы «столь охочи до монастырской земли, что практически все держатели со своим имуществом перебрались за Эльбу».

Из приведенных фрагментов следует, что немецкие крестьяне порой отправлялись из обжитых районов Германии в новые земли за Эльбой. Однако в них нет никаких данных о масштабах переселения. Попытки вычислить их на основании имеющихся сведений уже делались. Один из самых скрупулезных исследователей этого вопроса Вальтер Кун рассчитал, что численность немецких селян-колонистов, расселившихся в XII веке к востоку от линии Эльба-Зале, составляла примерно 200 тысяч. Свои расчеты он основывал на количестве мансов, или крестьянских хозяйств, в отношении которых точно или достаточно обоснованно можно сказать, что они были основаны именно в ходе первой волны немецкого заселения. Освоенные в это время районы — восточный Гольштейн, западный Бранденбург и саксонские марки — сами затем стали источником миграционных потоков в области, лежащие далее на восток, такие, как Мекленбург, Померания, Силезия, Судетская область и Пруссия, которые подверглись колонизации в XIII веке. Иными словами, у первопроходцев-отцов дети тоже были первопроходцы. Используя современные параллели, Кун также показал, насколько быстро росло иммигрантское население в новых землях, удваиваясь уже в следующем поколении.

При том, что точную цифру о немецких переселенцах на восток от Эльбы получить достаточно трудно, тем не менее на основании документальных свидетельств можно вполне обоснованно говорить о том, что миграция носила широкомасштабный характер. Сохранились сотни документов, регламентировавших создание новых поселений (Lokationsmkunden). Если вернуться к вопросу миграции из Англии в кельтские страны, то такая документация отсутствует, что весьма любопытно. Некоторые авторы считают, что и в Ирландии действовали свои локаторы, но в таком случае они не оставили по себе никакого следа. Отсутствие четких записей означает, что оценивать значение миграционных процессов в истории Ирландии можно по-разному. Джослин Отвей-Рутвен высказала мнение, что «нормандское заселение Ирландии было не просто военным вторжением, а частью крупномасштабного процесса крестьянской колонизации, которая имела первостепенное значение в экономической истории Европы XI–XIV веков». Она также попыталась наглядно показать факт существования в юго-восточной Ирландии к началу XIV века «переселенцев-земледельцев в виде мелких свободных держателей английского, а иногда валлийского происхождения, которые в отдельных районах превосходили по численности коренное ирландское население». Такая ситуация, заключает она, «могла единственно возникнуть в результате масштабной иммиграции, имевшей место в течение первых двух поколений после английского завоевания».

Позиция Отвей-Рутвен особых возражений не вызывает, однако совершенно иную теорию исповедует историк-географ Р.Э. Гласскок, написавший в своей «Новой истории Ирландии»: «Если на местном уровне эта новая колониальная прослойка и могла иметь какое-то значение, то в масштабах Ирландии в целом ее никак нельзя считать многочисленной». Некоторые аспекты перемещения людских масс в Ирландию из Англии и Уэльса (не говоря уже о Шотландии) в конце XII–XIII веках все же поддаются подсчету. Например, мы знаем, что английские и валлийские солдаты, переправившиеся через Ирландское море — следом за первыми 30 рыцарями, 60 тяжеловооруженными всадниками и 300 лучниками, что в 1169 году высадились с Робертом Фиц-Стивеном, — исчислялись тысячами. Уже на следующий год Стронгбоу предположительно привел с собой отряд численностью 1200 человек. Конечно, не все эти люди остались в Ирландии жить — если вообще уцелели, но многие действительно скорее всего там осели. Корона сформировала по всей стране 400 рыцарских ленов, и даже если число ленов не обязательно равнялось числу аристократов-иммигрантов, эту цифру вполне можно использовать как ориентир. Возможно, более существен тот факт, что в стране было основано свыше 200 бургов (borough), то есть городов с правом самоуправления. Совершенно очевидно, что многие из них не являлись городами в экономическом смысле, но в каждом из них было хотя бы несколько бюргеров, причем большинство сохранившихся свидетельств говорит о том, что это были иммигранты. Таков, несомненно, показательный случай с Дублином (см. следующую главу). Мы также знаем, что церковные институты на юго-востоке страны тоже подверглись англиканизации, и часто вплоть до самых низовых ступеней иерархической лестницы.

Однако все эти свидетельства могут говорить лишь о ситуации «ливонского типа»: феодальная элита из числа землевладельцев, бюргеров и христианских сановников в этническом и культурном отношении стояла особняком от огромной массы коренного сельского населения. Прямых указаний на иммиграцию крестьян практически нет. Когда Гамон де Валонь, бывший юстициарий Ирландии, был пожалован «лицензией на право привозить откуда захочет своих людей для освоения своей земли» или когда в тексте 1251 года идет речь о «невозделанных землях», которые юстициарию Ирландии предстоит «заселить», то это лишь самая общая картина участия лендлордов в колонизации и заселении. Иными словами, новыми поселенцами могли быть как иммигранты, так и ирландцы Гораздо более ясным — но в своем роде уникальным — является королевский мандат 1219 года, предписывающий коменданту графства Уотерфорд не препятствовать епископу Уотерфордскому в «сдаче в аренду своей земли и расселении на ней англичан».

Конечно, едва ли можно отрицать, что часть поселенцев направлялась из Англии в Ирландию и в XIII веке. Причины говорить о широкомасштабной иммиграции носят двоякий характер. Во-первых, до нас дошли списки крестьян-арендаторов начала XIV века в разных районах Ирландии, причем большая часть имен в этих списках — английские и валлийские. Во-вторых, есть довольно большое число свидетельств, говорящих о распространении английского языка в Ирландии на местном, то есть сельском уровне, а это было возможно только при наличии значительной крестьянской иммиграции.