Книга Становление Европы. Экспансия, колонизация, изменения в сфере культуры. 950-1350 гг. - Роберт Бартлетт

Конечно, не всякая новая деревня закладывалась на месте дикого леса. В Восточной Европе зачастую уже имелись старые поселения или хотя бы название той местности, куда должны были «вписаться» новые поселенцы. На Сицилии нормандцы-завоеватели сохраняли «древние поселения сарацинов», а на Пиренеях прежняя топонимика имела еще более давние корни, ибо мусульманская Испания была населена достаточно плотно. Это касалось даже тех случаев, когда население сильно редело в результате войны и завоевания, как произошло с деревней и поместьем Арагоса, пожалованными епископу Сигуэнцы в 1143 году: их «границы были неизвестны, поскольку здесь долгое время никто не жил». Различие между присвоением уже заселенной территории и освоением пустующих земель видно из грамот, изданных практически в то же время в Арагоне. В одной речь идет о домах прежнего владельца-мусульманина, «которые во времена мавров были самыми процветающими», другая касалась незаселенной земли и предполагала право «строить на этой пустой земле (еremo) дома, причем как можно лучше». Выражение «во времена мавров были самыми процветающими» говорит о топонимической преемственности, а слова «как можно лучше» равносильны карт-бланш, выданной поселенцам. Обе ситуации имели место во вновь колонизованных землях.

После обозначения границ новых владений им следовало дать хозяев. Судя по всему, участки в Остзидлунге выделялись не по одному. Сохранился силезский документ 1223 года, где идет речь о «предоставлении мансов целым лотом по немецкому образцу», что заставляет думать, что такая практика при освоении новых территорий была достаточно распространена. Естественно, делались попытки соблюсти справедливость. Когда монахи монастыря св. Клемента в Толедо заселяли в 1340 году Арганс, каждому поселенцу была выделена югада, состоящая из трех участков — одного хорошего, одного среднего и одного плохого. В Испании процесс распределения завоеванной земельной собственности способствовал выработке определенных процедур и появлению своего рода экспертов в этой области. В XII веке в Сарагосе активно действовали партиторы (partitores — «делители»), а дома предоставлялись «королевским распорядителем-«дистрибьютером» в соответствии с правилами распределения» (a regis distributore distributiones iure). Эта тенденция достигла своей кульминации в великих книгах (libros del repartimiento) XIII и XIV века — огромных регистрационных книгах, куда заносились данные о выделении той или иной земли завоевателям и переселенцам.

Самые крупные землевладельцы, короли, герцоги, епископы крупных епархий наподобие Толедо и Вроцлава, рыцарские ордена и монашеские братства, были заинтересованы в хозяйственном развитии своих владений, но для целей организации и надзора на уровне деревни им были необходимы люди из местных. В этом и состояла роль локатора. Такой человек, скорее всего, уже до организации нового поселения был достаточно зажиточным, к тому же уважаем своими согражданами, поскольку его функции предполагали наличие и определенного достатка, и связей. С другой стороны, в некоторых случаях его вполне мог выручить и феодал, как было, например, с локатором Петром Нисским, которому епископ Вроцлавский выделил двенадцать марок и 300 бушелей ржи «в качестве вспомоществования новому поселению» (in adiutorium locacionis). Некоторые локаторы действительно были весьма уважаемыми людьми. Богемский король Пржемысл Оттокар II пожаловал Конраду Лёвендорфскому новое поселение, руководствуясь тем, что «мы слышали, будто он подходящий для этого человек и имеет надлежащий опыт». В Силезии локаторы подчас были рыцарского происхождения, они являлись вассалами герцогов и епископов. Начиная с середины XIII века в этой области, судя по всему, активно проявляли себя и горожане; а в одном или двух случаях можно говорить об исполнении этих обязанностей простыми крестьянами.

В Богемии типичными локаторами были, к примеру, чеканщик денег и приближенный короля. Аналогичного рода должности в Испании назывались популяторами (populatores), хотя этим же термином назывались и сами поселенцы. Однако, когда в 1139 году, как следует из документов, Альфонс VII Кастильский выделил землю под строительство замка «своему популятору и слуге», то смысл совершенно ясен. Такие люди, как и их «коллеги» в Восточной Европе, получали вознаграждение в виде земельных владений в основанных и заселенных ими деревнях. Альфонс I пожаловал одному своему местному чиновнику «две югады земли, поскольку ты организовал это поселение». Успешное осуществление заселения еще более укрепляло позиции локатора. Не будучи землевладельцами, организаторы новых поселений в Остзидлунге имели в своем распоряжении от ста до двухсот акров земли и являлись промежуточным звеном между господином и поселенцами, а также исполняли функции местного старосты (Schulze). Они, разумеется, пользовались в деревне самым большим влиянием.

Не всякое запланированное поселение оказывалось успешным предприятием, как показал опыт польского графа XIII века Бронижа. Он пригласил «некоего немца по имени Франко» арендовать у него угол поместья и выяснить, «может ли он заселить его для меня немецкими поселенцами». Примерно в то же время служивший у Бронижа мельник-немец Вильгельм, арендовавший у графа мельницу, испросил позволения «с моего согласия вызвать сюда немцев и основать и заселить немецкую деревню». Ни Франко, ни Вильгельм, однако, ожиданий не оправдали. Первый «не сумел освоить должным образом полученную землю из-за нищеты». Второй же, вопреки обещанию построить немецкое селение, «не смог этого сделать и привлечь людей для заселения деревни». В конце концов Брониж предпочел духовное — а возможно, и материальное — удовлетворение и вместо этих бесплодных прожектов основал на своей земле цистерцианский монастырь.

Одно поселение городского типа потерпело фиаско сразу по нескольким причинам: «между локаторами возникли распри, кто-то умер, кто-то не выдержал нищеты и продал часть своей земли за наличные». Опасность неудачного заселения объясняет, почему феодалы могли вносить в текст своих договоров с локаторами пункты о штрафных санкциях. Когда каноники пражского Вышеграда выделили свои земли локатору Генриху из Гумполеца, то обусловили это тем, что «он в течение года должен поселить здесь земледельцев», а «если он не сумеет за год заселить землю держателями, то потеряет на нее всякое право, а его гаранты… должны будут уплатить нам тридцать марок серебра». Как показывают некоторые приведенные цитаты, одним из решающих факторов успешного заселения были средства, которые локатор мог вложить в осуществление проекта. Новые поселения требовали не только рабочих рук, но и капитала.

Среди наиболее крупных статей расходов при заселении новых земель было строительство мельницы — самого большого для Средних веков технического сооружения. Использование энергии воды для размола зерна в эпоху Высокого Средневековья было уже обычной практикой, хотя многие крестьяне по-прежнему предпочитали свои ручные мельницы. Водяные мельницы были сооружения дорогостоящие, но прибыльные, в особенности если строились феодалом или принадлежали ему. Тогда он мог принудить своих крестьян свозить туда зерно на обмолот и платить за работу. В самом деле, хозяйская мельница, строительство которой финансировалось из доходов господина от различных рент, судебных сборов, барской запашки, платы за конторские услуги и военной добычи, была в те времена очень распространенным явлением. Реже встречались мельницы в общинной или совместной собственности, как, например, та, что в 1012 году аббат Карденьи купил у двадцати одного свободного крестьянина. Единоличный крестьянин, как правило, не мог осилить финансирование такого дорогостоящего предприятия. Например, поселенцы Марсиллы получили от Петра I Арагонского разрешение «на строительство свободных мельниц» (molinos faceie ingenuos) в награду за участие в сооружении крепости. В деревнях Остзидлунга право построить мельницу очень часто было привилегией локатора. Епископ Бруно Оломоуцкий (1245–1281), разработавший у себя в епархии фактически стандартную форму договора с локатором, обычно даровал локаторам право построить одноколесную мельницу, которая имела статус «свободной». Аналогичным образом, когда в 1289 году епископ Генрих Эрмландский доверил своему брату Джону Флемингу реализацию масштабного проекта заселения Пруссии, он выделил под него землю «с мельницами, которые там можно построить на правах свободных».