Книга Война за справедливость, или Мобилизационные основы социальной системы России - Владимир Макарцев

За купцами шли крестьяне – 25,8 %, а потом мещане – 16,7 %. Предпринимательская деятельность крестьян и мещан охватывала только две области – «Торговлю» и «Сферу обслуживания». Интеллигенция (5,7 %), также как и дворянство (2,6 %), в подавляющем большинстве из подавляющего меньшинства занималась только торговлей. Примерно такая же картина наблюдалась и в Петербурге, с той только разницей, что купцов там было больше (46,3 %), а крестьян и мещан меньше (22,8 и 10,3 % %).[352]А это значит, что капиталистические отношения по-прежнему не были свободны от сословного регулирования и от сословных ограничений. Очевидно, что главным регулятором после 1898 года выступал уже не только закон, но и традиции, и обычаи, то есть сложившаяся практика.

Можно сказать, что, раздвинув сословные границы, закон не отменил сословные отношения, а перевел их в область обычая, в область психического подсознания, как бы размазал их по головам. Из своего опыта мы знаем, что каждый человек стремится поднять свой статус (цену), даже находясь внизу социальной лестницы, поэтому смягчение правовых ограничений лишь снизило дискретность шкалы социальной стоимости человека, она стала мельче, буквально «размазалась». (Сегодня в этом смысле показательны авиационные дебоширы и дорожные хулиганы, желающие объявить окружающим, что они стоят больше, чем о них можно подумать.)

Другими словами, государственный строй и в начале ХХ века нес в себе большую долю сословности, может быть не так ярко выраженную, но по ее законам, не только формальным, а еще и неписанным, жило все общество. На них никто не обращал внимания, точно так же, как и сегодня мы не обращаем внимания на то, что живем в олигархическом и «авторитарном» обществе – нам до этого нет дела (хотя президент и говорит, что олигархов у нас нет, но оно и понятно – ему нужно хоть как-то сплотить общество). Вот и современникам тогда не было никакого дела до сословности. Но это не значит, что у нас была свобода, равенство и социальная справедливость, или что у нас был капитализм.

Сословный строй нес в себе лишь элементы капитализма, которые, возможно, по ошибке, социалисты приняли за «развитие капитализма в России». И их тоже можно понять: в начале ХХ века оснований для того, чтобы сомневаться в положениях марксизма, не было, вернее, их было немного. А как утверждал выдающийся русский мыслитель и марксист Г. В. Плеханов, взгляды К. Маркса действительно «могут быть неприменимы к России», но… только «в случае их общей несостоятельности».[353]Из контекста его работы следует, что, поскольку признаков общей несостоятельности марксизма никто представить не может, теория Маркса вполне применима к России.

Г. В. Плеханов не дожил до 1991 года. Но мы-то с вами точно знаем, что сегодня говорить о какой-либо состоятельности теории К. Маркса не приходится. В историческом плане она именно не состоялась. Поэтому рассматривать революционные процессы в России начала ХХ века с точки зрения развития капиталистических отношений, с точки зрения учения К. Маркса о капитализме как минимум некорректно. В начале ХХ века никто же не знал, что его теория не выдержит испытания временем, о ее «общей несостоятельности» еще не было накоплено достаточно сведений. Поэтому в нашем исследовании мы исходим из того, что капитализм в России был локализован жесткими сословными и географическими границами, он был фрагментарен и развивался только внутри отдельно взятых сословий в качестве сословной привилегии, что принципиально отличает его от капиталистического опыта на Западе.

От феодализма тоже осталось немного. Если он и сохранялся, то в каких-то обычаях, привычках, уходящем образе жизни, в тоске и тревоге «интеллигенции» – все это в свое время гениально описали великие русские писатели. И только сословные отношения сохранялись по крайней мере с начала XVIII века и формально до 1917 года, потому что они не относятся ни к капитализму, ни к феодализму, они вообще не имеют прямого отношения к экономике, к базису, как говорил К. Маркс.

Они есть признак и одновременно форма военной организации общества, они есть форма военного общества и относятся к области права. В отличие от островков капитализма, они были распространены по всей территории Российской империи силой закона – и силой традиции, конечно. И если согласиться с Г. В. Плехановым относительно условий общей несостоятельности взглядов К. Маркса, то они были неприменимы к ней уже в начале ХХ века, и именно в силу того, что и социальная, и государственная система России не была ни феодальной, ни капиталистической. Она была сословной!

Не случайно все поиски современных исследователей неизбежно ведут в тупик, поскольку вращаются вокруг мифического образа капитализма, якобы бурно расцветавшего в России, и связанного с ним учения об общественных формациях. Любопытно, что, по словам членкора Академии наук Р. Ш. Ганелина, эта теория была разработана в 30-х годах в Государственной академии истории материальной культуры на Дворцовой набережной, 18 «группой забубенных марксистов, мало что понимавших в исторической науке, но великолепно владевших текстами «классиков»».[354]

Мы же полагаем, что ключ к пониманию социальной системы России кроется в сословном строе. Он кроется в результатах Великой сословной контрреволюции 1785–1861 годов, запущенной с легкой руки чужеродной императрицы, пошедшей на сделку с дворянством ради легитимизации своего не вполне легитимного положения на троне.

Сословный строй ввел всех в заблуждение – ведь это именно он диктовал свои правила участникам социальной борьбы, именно он привел аграрную Россию к «социалистической» революции.

Декретом от 10 ноября 1917 года большевики его отменили.

Но демократическое «товарищ» уже пришло на смену сословному «господин»!

Проблемы классовой борьбы в военно-сословном обществе

Изучением сословного строя сегодня у нас практически никто не занимается. Правда, если посмотреть список диссертаций на эту тему на сайте РГБ, то при первом взгляде покажется, что это не так. Ведь за период с 1998 по 2013 год зарегистрировано по меньшей мере 674 диссертации, которые так или иначе упоминают термин «сословие». Однако при более внимательном взгляде станет понятно, что все они, так же как и диссертации, посвященные Первой мировой войне, отличаются мелкотемьем. Среди них нет ни одной, которая рассматривала бы сословный строй как фундаментальный социальный институт, как социальный факт, как обширную системообразующую правовую область, существующую на протяжении столетий. Все исследования можно охарактеризовать в основном как историко-культурологические.

Например, «Мещанское сословие Западной Сибири во второй половине XIX – начале XX в.», «Феодальное сословие (такого сословия никогда не было! – В. М.) и политическая борьба в России в 1682–1689 гг.», «Духовное сословие в Коми крае: 1801–1869 гг.», «Культура горожан русской провинции конца XVIII – первой половины XIX в.», «Провинциальное дворянство в конце 50-х-70-х гг. XIX века», «Проблема «интеллигенция и революция» в российской анархистской публицистике конца XIX – начала XX века» и т. д. и т. п.