Книга Цветы тьмы - Аарон Аппельфельд

Этот выговор лишь усилил ее рыдания.

В конце концов ее оставили одну. Она горько плакала, говорила о своих родителях и сестрах и шептала, что без них нет смысла жить. Вдруг плач разом прекратился, и на ее лице застыло серое недоумение. Хуго вдруг подумал, не оставить ли чемодан и рюкзак на попечение часового, не сходить ли домой. Ведь дом совсем недалеко отсюда – десять минут бегом, и он там. Он только зайдет посмотреть, все ли на месте, и сразу назад. Эта мысль очень взволновала его, но он тут же сообразил, что все Марьянино имущество находится в чемодане. Если он потеряется или его украдут, Марьяна ему этого не простит. Пока он раздумывал об этом, подъехал грузовик и встал задним бортом по направлению к воротам. На улице тут же стали собираться люди во главе со священником. На голове у священника была позолоченная шапка, а на груди сверкал крест. Было ясно, что вот-вот произойдет нечто страшное и очень важное. Глаза людей, окружавших грузовик, были устремлены на ворота, но ворота оставались закрытыми. Священник начал читать молитву, и собравшиеся присоединились к нему. Молитва звучала громоподобно и сотрясала землю. Подходили еще люди, вставали и начинали молиться. На какое-то время показалось, что они будут так стоять, пока не распахнутся ворота и арестованных не освободят. Молитва еще звучала, когда из ворот выскочили несколько солдат, набросились на людей и стали стрелять в воздух. Народ побежал в разные стороны, Хуго схватил чемодан и рюкзак и оттащил их в сторону. Улица и площадь опустели, и только пожилой священник стоял на тротуаре и твердым голосом читал молитву.

И тут ворота распахнулись, и арестанткам, одетым в робы из бурой мешковины, было приказано забираться на грузовик. Влезать на высокий кузов было нелегко, но они помогали друг другу. Некоторые спотыкались и падали, но в конце концов все забрались.

Хуго сразу же узнал Марьяну и громко закричал:

– Марьяна!

Люди снова стали собираться и в отчаянии выкрикивали имена женщин, стоявших и державшихся за решетку кузова. Священник размахивал крестом и провозглашал во весь голос:

– Иисусе, помилуй их, нет им помощи и спасения, кроме как от Тебя.

Услышав его слова, остальные тоже возобновили молитву. Молодые солдаты были на миг смущены, но раздалась команда „Огонь!“, и они начали стрелять. Слова молитвы смешались со стонами раненых. Ухватившиеся за решетки грузовика женщины были потрясены стонами и стрельбой, но вдруг они вместе подняли руки и закричали:

– Иисусе, мы любим Тебя, Ты навсегда возлюбленный в сердцах наших!

Водитель завел мотор, и грузовик тут же отъехал.

– Их заставляли, они не виноваты! – кричали люди.

Несколько раненых лежали на земле, и люди разрывали свои рубашки, чтобы перевязать их. Из-за раненых об арестованных женщинах на время забыли. Немного попозже Хуго услышал, как кто-то говорит своему приятелю:

– Бедная моя добрая сестричка, все, что было у нее, отдавала семье, а сейчас ее везут на смерть.

– С чего ты это взял?

– А ты что, не знал? Трибунал приговорил их к расстрелу.

64

Люди стали расходиться. Раненые после того, как им перевязали раны, сидели, опершись о стену. В их глазах застыло изумление. Некоторые ругались, а одна женщина колотила себя кулаками по голове. И как всегда после такого напряжения – гнев и зубовный скрежет. Маленькая группа женщин сидела на земле и причитала:

– Почему их убили, что плохого они сделали, кому причинили вред? Они были молодыми и красивыми и приносили немножко света в наш мрачный мир.

Потом они сменили тон и обратились к небесам:

– Господи, прими эти юные души с любовью. Ты милосердный и всепрощающий и знаешь, что в душах своих они были невинны и желали только добра. Их участь была ужасной. Сейчас они на пути к Тебе, не суди со строгостью, пощади их.

Хуго стоял на своем месте и чувствовал, что слова, выходящие из уст причитающих женщин, сильны и устремлены к правильной цели. Всему его существу хотелось плакать, но слезы его замерзли. Один из беженцев сказал, глядя на молящихся:

– Они умеют молиться, обращаются к Всевышнему, как положено. Почему же мы немы? Почему хоть помолиться нам не дано?

– И ты еще спрашиваешь? – ответил тут же приятель, стоявший рядом.

– Спросить нельзя?

– Вопрос ради самого вопроса – дурацкий.

Опустилась ночь, усталые люди сидели у костра и глядели на него. Никто не спрашивал, что нужно делать или кого ждать, чтобы указал им дорогу. Несколько женщин менялись купюрами и вещами, еще сохранявшими былой шикарный вид. Стояла полная тишина, как после большого сражения.

Той же ночью Хуго подошел к часовому у ворот и спросил его, что случилось с женщинами, увезенными на грузовике.

– Что ты хочешь знать? – Терпение часового было на пределе.

– Где они?

– Лучше тебе не знать.

– Нельзя ли пойти к ним?

– Да ты, похоже, придурок! – И солдат повернулся к нему задом.

Только теперь он с запозданием понял, что Марьяна догадалась совершенно точно, что должно случиться, но тогда, в окружавшем их зеленом спокойствии, ее слова звучали то ли как фантазии, то ли как пустые страхи. Раз она сказала ему определенно:

„Если меня убьют, не забывай меня. Ты единственный в этом мире человек, кому я доверяю. Я в тебя вложила часть своей души. Я не хочу уходить из этого мира, не оставив тебе чего-нибудь своего. Серебра и золота у меня нет, так возьми мою любовь и спрячь ее в своем сердце, и иногда говори себе: „Была когда-то Марьяна, женщина со смертельной раной в душе, но она не теряла веру в Бога““.

Это было вечером, и она добавила к этим словам много других чудесных слов, из которых Хуго уловил лишь немногие. Большинство из них произносились шепотом и оставались у нее внутри. А сейчас ее слова вернулись к нему с какой-то усиленной ясностью.

Хуго заметил, что часовой у ворот посматривает на него с презрением. Не прошло много времени, как он выразил свое отвращение двумя словами:

– Проваливай отсюда!

Хуго вернулся на площадь, к беженцам. Горел костер, вокруг которого толпились люди. Котел был полон супа, люди подходили снова наполнить свои миски. Многолетний голод еще не был забыт, и один из людей, по виду старик, утверждал, что овощной суп полезен. Организм должен постепенно приспособиться к новым условиям, и нельзя перегружать пищеварительную систему тяжелой пищей. Тут-то и хорош овощной суп. Люди глядели на него с изумлением, как будто он открывает им неслыханные доселе вещи.

Женщина подошла к Хуго и спросила:

– Ты ведь Хуго, не так ли?

– Так.

– Меня зовут Тина, я тетя Отто.

– Где Отто? – взволновался Хуго и вскочил на ноги.

– Бог знает, я ожидаю их всех. А ты где был?