Книга Десантники не сдаются - Сергей Зверев

На этот раз помойка в другом конце Москвы, но пейзаж схожий. И опять тот же вопрос:

— Где Махмуд?

И тот же ответ:

— Не знаю.

— Выбор у тебя небогатый — сдохнуть или сказать. — Казак проводит по нежной щеке Гочи острым лезвием финки, оставляя порез. Ответом служит истошный визг. Но тут никто ничего не услышит.

— Шинковать буду кусками, — объявляет Казак.

И Гоча ему верит.

— Он у Нинки!

— Поехали, покажешь адрес.

— Я не пойду.

— Тогда тебя понесут.

На этот раз путь лежит в Бескудниково. Ночью по Москве можно ездить. Машин мало. Только носятся, как бешеные, иномарки — видать, боясь опоздать из одного ночного клуба в другой. Да крутятся патрульные машины. Патруль Казаку не страшен. У него ксив прикрытия столько, что можно спокойно двигать хоть в Кремль.

Гоча, едва перебирая ногами, поднимается с бойцами на этаж.

— Здесь, — шепчет он. — Я не хочу, чтобы он меня видел…

— Звони. — Казак подталкивает его к двери. — Заорешь, чтобы предупредить, тут же и завалю…

Гоча трясущимся пальцем вдавливает кнопку звонка.

— Кто? — слышится женский голос.

— Это я. Гоча…

Дверь начинает приоткрываться.

Вдруг Гоча не выдерживает и орет, как потерпевший:

— Махмуд, беги. Меня убивают!

Орать дольше ему не позволяют. Об стенку башкой. Отключка. Казак бьет ногой по двери. Удар такой силы, что железную дверь впечатывает в стену. За дверью лежит хозяйка квартиры — в отключке.

Казак прыгает в прихожую. Потом в комнату. Там в вещах роется молодой хлипкий чеченец. Он выуживает из тряпок пистолет. Но, понятно, не успевает. Казак сближается с ним, выворачивает руку, легонько бьет по шее. И советует ласково так:

— Не суетись под клиентом, уродец…

Наручники. Махмуда усаживают на пол.

— Он, — кивает Казак, сверяясь на всякий случай с фотографией.

Тем временем хозяйка — полная дивчина, кровь с молоком, приходит в себя.

— Милиция. — Казак демонстрирует ей удостоверение. — Твой гаденыш арестован. Ты не имеешь права выезжать из Москвы. Ясно?

— Да, да, — всхлипывает дивчина, на лбу которой набухает шишка.

Все, операция завершена. Теперь остается только Аджапова и Гочу отвезти в отстойник — подвал, где они посидят некоторое время. А Махмуда на «базу-два» для допроса.

* * *

Ночное время, как раз, самое подходящее для допросов. Об этом известно испокон веков.

На базе за пленника взялся Влад. Он уселся напротив Махмуда, некоторое время молча рассматривал его. Простодушный на вид паренек, смуглый кавказец. Нет горящих глаз фанатика, лютой злобы, которая, считается, просто обязана искрами сыпаться из глаз боевиков. Обманчивый вид. Влад видел перед собой не симпатичного паренька, а дитя войны. Существо, выросшее на войне. Вскормленное войной. Дышащее войной. Их с младых лет учили ненавидеть и воевать. И они уже не смогут без войны.

Весной девяносто пятого, помнится, около Курчалоя в зеленке разведгруппа Медведя отловила двух пацанов — тринадцати и четырнадцати годков от роду, заложивших стапятидесятидвухмиллиметровый фугас и с надеждой на хороший фейерверк ждавших прохождение военной колонны. Те пацаны тоже имели вид простодушный и обиженный — взрослые дядьки не дали сыграть в привычную игру и заработать на горящих военных машинах несколько долларов. Они хлюпали носами и бурчали что-то типа — больше не будем.

— Будут, — сказал тогда Казак. — Это у них в крови.

Два взмаха ножом… Мертвых положили на фугас, который те пацаны и заложили, и взорвали. Все тип-топ — подорвались на собственном боеприпасе… Влад тогда ухнул бутылку водки, но так и не запьянел. И долго старался обходить стороной Казака, чья холодная жестокость поразила его. Но потом, побольше насмотревшись на отрезанные головы заложников, на массовые захоронения, на очистительный священный джихад, Влад понял — прав был все-таки Казак.

Где-то Влад и эти змееныши похожи. Он тоже человек войны. Но он воевал всегда за то, чтобы войне настал конец и не убивали бы людей, как скот. Они же воевали за то, чтобы в бою осуществить свое исконное, как они считают, горское право на убийство и грабеж, на то, чтобы поделить мир на себя, своих соплеменников с одной стороны, и на остальных — жертв, рабов, с другой. Поэтому Влад давил их без всякого сожаления и в Чечне, и в Таджикистане, и в Москве. И у него обширные планы — как давить их дальше. Без скидки на возраст, пол и род занятий.

— Ну, воин Аллаха, — произнес Влад, продолжая рассматривать пленника, съежившегося на табурете. — Сам все скажешь? Или слова с кровью выхаркаешь?

— Я все скажу! — воскликнул Махмуд. Он имел представление о возможностях спецслужб по развязыванию даже самых накрепко завязанных языков (он был уверен, что попал именно в спецслужбу), и сразу отринул мысль поиграть в молчанку.

— Тогда начнем.

Хоть Махмуд и выглядел подавленным, но на вопросы отвечал полно и, скорее всего, правдиво. Но его все равно придется перепроверять при помощи Эскулапа.

В числе прочего Махмуд поведал о том, как занимался наблюдением за домом Аллы.

— Получается, вы пасли Бруевича и его любовь, — нахмурился Влад. — Чего вам этот программист сдался?

— Нужен был не он, — понурился Махмуд, ерзая на прикрученном к полу стуле. Он постоянно отводил глаза, в которые светила в лучших энкевэдешных традициях яркая лампа.

— А кто?

— Ты…

— Что значит — я?

— У Султана есть твой портрет, Русич… Султан тебя ищет…

— Мой портрет?! Фотографический?

— Рисованный портрет.

Дальше Влад, выясняя причину убийства Саши Афганца, подбил итог:

— Получается, Сашу вы решили пленить, посчитав, что мы с ним в одной упряжке?

— Ну да. Я же видел, как ты выходил из дома вместе с любовницей этого самого Бруевича и с Карасем. А Карась — это человек Афганца.

— И через Афганца вы хотели выйти на меня? — хмыкнул Влад. Ситуация получалась абсурдная. Чеченцы просто взяли не тот след.

— И на твоих хозяев, — добавил Махмуд.

— А чего тогда Афганца в расход пустили?

— Он бешеный, да! — воскликнул Махмуд. — Мы не смогли его схватить! Он убил двоих! Мы его убили. А второго забрали.

— Какого второго?

— С ним еще был один. Какой-то скунс. Бледный. Сопливый такой. С толстыми щеками, как у хомяка. И глаза такие водянистые.

— Кто такой?

— Он не при Сашиных делах. Бизнесмен какой-то. Из Новосибирска.