Книга Шторм - Эйнар Карасон

Видео я смотрел у Эйвинда и Стеффы, у меня самого магнитофона не было. Мне показалось, что Шторм как-то плохо выглядит, глаза красные, нервный. Когда я пришел, он глотал таблетки от язвы и какие-то микстуры, сказал, что постоянно жжет в груди. Мы немного поговорили, собственно, говорил преимущественно он один, был раздражен, потому что издательство обмануло его по всем вопросам, злился еще и на то, насколько они нерадиво продвигают его книгу — рекламы мало, давно уже пора выпустить ее в мягкой обложке, ничего не делается для того, чтобы попытаться вывести ее на зарубежные рынки, а весь остальной написанный в Исландии смехотворный мусор издается не только здесь, но и по всей Скандинавии и даже шире. И почему «Кромешную тьму» не номинировали на премию Совета министров Северных стран? Спросил, читал ли я те две книги, которые Исландия представила в этом году — по его мнению, ужасное барахло. Шторм считал все это частью затеянной против него клеветнической компании, не в последнюю очередь после того, как стала популярной его пьеса; в Исландии так всегда: когда появляются серьезные шедевры, все лишь пожимают плечами, делая вид, что не замечают их; датчане называют это «Janteloven»[82], американцы — «a confederacy of dunces» — «сговором остолопов»[83].

Так он болтал без умолку. Потом ушел. Обещал Бьялли встретиться с ним в Кинобаре. Сказал, что они «замутили проект». А я остался со Стеффой и ребятами, мы вместе посмотрели видео с моим мальчиком — Эгоном Ньялем Эйнарссоном Ларссеном. Потом мы со Стеффой пили кофе, она очень беспокоилась за Эйвинда, поскольку тот не спал по ночам, он вообще плохо переносил раздражение и стресс. Я поинтересовался, что за «проект» у них с Бьялли; его все знают, он солист известной группы, как сказала Стефания, группа решила заказать Эйвинду написать свою историю. Они были уверены, что он и только он подходит для этой работы. А потом Стефания посмотрела на меня с грустным, но решительным выражением лица, которое сказало все: именно Шторм напишет книгу! «И Эйвинд собирается за это взяться?» — спросил я. «По крайней мере, ведет переговоры об авансе», — ответила она.

Мне было стыдно перед издательством за то, что привел к ним Шторма, но теперь я испытал еще более сильные угрызения совести перед его семьей. Все это казалось мне невыносимым. Я так скучал по светлым временам в Оденсе.

ШТОРМ

Наконец начали приходить выплаты от Стефании — ссуда, которую она получила на покупку квартиры. Потом отовсюду стали громко требовать денег, которые я якобы должен. Я был вынужден платить датским идиотам, требовавшим проценты по кредитам; эти бандитские фирмы наняли самых знаменитых налоговых юристов в Исландии, чтобы меня преследовать. И суммы, которые я задолжал за мебель и бытовые приборы, тут же не просто увеличились, они выросли в два или три раза. И большая часть денег потекла этим юристам в карманы! Какие бандиты и скряги! Подобное ростовщичество настолько унизительно, что, по-моему, кто-то должен взяться и изучить, насколько это все вообще законно. В качестве примера могу упомянуть, что сам я ходил к юристу раза три, мне его посоветовали, хотел проконсультироваться, насколько законно требование издательства, чтобы большую часть своего гонорара я перечислял на разные добрые дела для пьяниц и бомжей. И не получил от этого доброго человека ответа: он посчитал, что проблемы нет и ничто не мешает пренебречь издательским требованием, это твои деньги, и будь спокоен, дорогой друг! И что из того? Ничего! Нет, не правда, за эти посещения я получил от юриста головокружительный счет. Но ничего — вы уж поверьте: ничего, ни кроны себе в плюс.

Потом пошли счета по кредитной карте, разумеется, поездка во Флориду, кроме того, я дважды смотался в Лондон вместе с Иси и его партнером, в «театральные поездки» — я постарался, конечно, максимально избегать театров. И это все прибавилось к неоплаченным счетам. Еще я был вынужден заплатить взносы за квартиру за несколько первых месяцев; я конечно же посчитал, что все эти разговоры о рассрочке — чистая проформа, понял мэра так, что он дарит мне квартиру, однако какие-то чиновники из его администрации повзбесились и начали угрожать выселить нас за неуплату. Вероятно, надо будет сходить и еще разок поговорить с мэром. Я мог бы, например, указать ему, что стыдно угрожать выставить нас за дверь, ведь совершенно очевидно, что мы практически восстановили дом из руин. Мы получили от города хибару, а теперь здесь все тип-топ. Все новенькое, даже двери, которые Бык и Норна упорно называют «дверья». Все стало даже слишком красиво, потому что этот идиот Бык с сыном сделали намного больше, чем я их просил. Они водили электриков и плотников, каменщиков и обойщиков, делать то, что они, водопроводчики, сами не умеют; я решил, что это их знакомые, оказывают, так сказать, дружескую услугу, в обмен на то, что те проложат им какие-нибудь трубы. Но все оказалось не так, начали приходить головокружительные счета, учитывающие все до мельчайших подробностей, включая налог на добавленную стоимость и прочие навороты, — и будьте любезны заплатить. Но это все подождет, как и счета за хлам из строймагазина; у меня нет почти ни кроны. А в барах все по-прежнему верят, что я миллионер, раз уж моя пьеса пользуется успехом; Иси иногда рассказывает, какие неплохие деньги мы получили за прошедший месяц, поскольку он получает столько же, сколько должен был получать и я, — он-то считает, что я эти деньги получаю, но я же не могу объяснить ни ему, ни кому-то другому, как в действительности обстоит дело. Однако поскольку наши финансовые дела так хороши, мы дважды смотались в Лондон, жили там в роскошных отелях, посещали дорогие рестораны, где пили благородные вина по выбору Иси — и произносили тосты за наше благополучие и высокие доходы. Полный идиотизм. Я перестал спать по ночам. У меня никогда не было такого стресса. А скоро еще предстоит начать выплаты по ссуде, которую взяла Стеффа. И жизнь становится все дороже…

ХРОЛЬВ

Я давно думал собрать нашу старую компанию. Прежде мы были добрыми друзьями, «Маленький контрреволюционный союз», так мы иногда в шутку называли свою тусовку, но затем наша дружба вдруг расклеилась, как это бывает даже у самых близких друзей, особенно у людей творческих; я имею в виду Леннона и Маккартни, которые ссорились как кошка с собакой, или Джаггера и Ричардса. Сыграло свою роль и то, что в Дании Шторм оказался в когтях коммунистического отродья и скандалистов, но он в конце концов, познав всех и вся, нашел свой собственный путь, написал о том сброде, среди которого рос, и хотя у меня самые разные мысли по поводу его книги и сам бы я написал ее совершенно иначе, многое у Шторма отражено намного лучше, чем у всех этих ужасных посредственных тупиц, так называемых авторов современных исландских романов. Так что я стал всех обзванивать; первым делом заручился, что придет Колбейн, он не только ключевая фигура, но и, пожалуй, самый злопамятный из нас, самый непреклонный. Чтобы заполучить его согласие, пришлось пуститься в долгие уговоры. Сначала он приходить не хотел, потому что держал обиду на Шторма. Потом потребовал, чтобы по крайней мере не было «этого гомика». Однако наконец вроде бы позволил себя уговорить. С Солмундом проблем было намного меньше, я знал, что он придет, если будет Колбейн; с Солмундом одно плохо — он только недавно завязал и теперь нервничал при виде спиртного. А вот с Иси и Штормом оказалось совсем нетрудно, они лишь спросили, когда приходить.