Книга Бетагемот - Питер Уоттс

Она дает насильнику отпор. В ее архивах инкапсулиро­ваны кусочки паразитных кодов — прирученные останки виртуальных паразитов, заражавших ее забытых предков в эпоху Водоворота. Она распаковывает их и швыряет копии в противника, отвечая на его домогательства со­литерами и сифилисом. Только эти болезни действуют куда быстрее тех, что дали им имена, — они не столько подтачивают тело, сколько раздирают его при контакте. Вернее, должны бы раздирать. Почему-то ее атака не затрагивает цель. Мало того — весь мир вдруг начинает меняться. Усики, которые она раскинула по периметру, больше не шлют ей сообщений. Потоки электронов, по­сланные вдаль, не возвращаются, или — совсем дурной знак — возвращаются слишком быстро. Мир сжимает­ся — непостижимая бездна сдавливает его со всех сто­рон.

Собратья-хищники паникуют, толпятся у погасших вдруг шлюзов, выбрасывают во все стороны усики, ко­пируются на случайные адреса в надежде размножиться быстрее, чем наступит аннигиляция. Она мечется вместе с другими в сжимающемся пространстве, но тот бездель­ник, «вклейщик-нарезчик», как будто совершенно безмя­тежен. Вокруг него нет хаоса, не темнеют небеса. У него имеется некая защита.

Она пытается проникнуть в окруживший его оазис. Отчаянно копирует и вклеивает, переносится в другие локации тысячами путей, но весь набор адресов вдруг исчезает из доступа. И здесь, где она вела игру единствен­ным известным ей способом, единственно разумным спо­собом, не остается ничего, кроме испаряющихся следов виртуальных тел, нескольких разбитых, съеживающихся гигабайт — и надвигающейся стены помех, которая со­жрет ее заживо.

Она не оставляет после себя детей

N=32 121

Она тихо, ненавязчиво ищет цель, и не находит — пока. Но она терпелива. Тридцать две тысячи поколений в неволе выучили ее терпению.

Она вернулась в реальный мир — в пустыню, где про­вода некогда полнились дикой фауной, где каждый чип и оптический луч гудел от движения тысяч видов. Теперь остались только черви да вирусы, и редкие акулы. Вся экосистема ужалась до эвтрофических скоплений водо­рослей, таких простых, что их едва ли можно назвать живыми.

Но «лени» остались и здесь, враги их тоже. Она по возможности избегает этих монстров, несмотря на явное родство с ними. Эти создания атакуют все, до чего могут дотянуться. Этот урок она тоже выучила.

Сейчас она засела в спутнике связи, нацеленном на центральные области Северной Америки. Кругом лопо­чут сотни каналов, но поток защищен файерволами и отфильтрован, все переговоры немногословны и связаны исключительно с выживанием. Волны больше не несут в себе развлечений. Забавы остались только для тех, кому нравится вынюхивать — зато их в избытке.

Она, конечно, ничего этого не знает. Она всего лишь представитель породы, выведенной с определенной це­лью, и от нее совершенно не требуется рефлексии. Так что она ждет, просеивает трафик и...

Ага, вот и оно.

Большой сгусток данных, на вид плановая передача — однако предписанное время выполнения уже миновало. Она не знает и не хочет знать, что это означает. Она не знает, что у адресата был заблокирован сигнал, и сейчас приходится расчищать помехи на земле. Она знает лишь одно — по-своему, инстинктивно: задержанная передача может забить систему, и каждый байт, которому отказа­но в приеме, сказывается на других задачах. От такой пробки тянется цепь последствий; список незавершенных процессов растет.

В таких случаях бывает, что часть файерволов и филь­тров ослабляется, чтобы увеличить скорость прохождения.

Кажется, именно это и происходит. Законный адресат этих сорока восьми терабайт медицинских данных — некто «Уэллетт, Така Д. / Массачус. 427-Д / Бангор» — наконец оказывается в поле зрения и готов к загрузке. Существо в проводах вынюхивает подходящий канал, отправляет в него зонд, и тот благополучно возвращается. И оно реша­ется на риск. Копирует себя в поток, незаметно седлает кусок трактата о височной эпилепсии.

Без помех добравшись до цели, оно оглядывается и не­медленно засыпает. Внутри него прячется бешеная тварь, сплошные мышцы, зубы и слюнявые челюсти, но тварь эта выучилась сидеть тихо, пока не позовут. Сейчас это просто старая гончая, дремлющая у очага. Изредка она открывает один глаз и осматривает комнату, хотя сама не знает, что ищет.

Да это и не важно. Узнает, когда увидит.

БЕЗ ГРЕХА

Обычные маршруты рифтеров не проходят рядом с «Бомбилем». Добираясь из пункта А в пункт Б, никто не окажется на расстоянии, пригодном для «настрой­ки». Даже корпы редко заглядывают в этот глухой уголок «Атлантиды». Слишком много он будит воспоминаний. Кларк, делая выбор, все это учитывала. И сочла вариант безопасным.

Очевидно, она сильно промахнулась.

«А может, и нет, — размышляет она, рождаясь из шлю­за батискафа в реальный мир. — Может, за мной просто подвесили хвост. Может, я уже стала врагом народа».

Выследить ее было бы непросто — она бы нащупала преследователя, окажись он слишком близко, а имплантаты дали бы сигнал, попав в луч сонара, — но с другой стороны, даже с «тонкой настройкой» она не самая глаза­стая личность на хребте. Пропустить что-нибудь, лежащее на виду, — вполне в ее духе.

«Я сама напросилась», — думает она.

И плывет, шевеля ластами, вдоль «Бомбиля», обозре­вая корпус наружными глазами, в то время как внутрен­ний взгляд пробуждается от внезапно нахлынувших в мозг химических веществ. Сосредоточившись, она нащупывает вдалеке испуганное и разозленное сознание — но нет, это просто Роуэн уходит из ее поля восприятия.

Больше никого. Поблизости — никого. Только вот тонкий слой частиц ила, покрывший все вокруг, на спине «Бомбиля» недавно потревожен. Его легко нарушить — движением воды от шевельнувшихся выше ласт или мед­лительным скольжением глубоководной рыбы.

Или устрицей микрофона, наспех прилепленной к корпусу, чтобы подслушать переговоры изменницы с врагом.

«Твою мать мать мать мать...»

Она резко уходит от корпуса и сворачивает на север. «Атлантида» проплывает под ней гигантской молеку­лой-муравейником. Несколько крошечных черных фи­гурок, размытых расстоянием, целеустремленно движутся куда-то на самой границе видимости. Для настройки они слишком далеко, а вокодер Кларк отключила. Может, они и пытались с ней заговорить, хотя она в этом сомневается: фигурки идут своим курсом, удаляясь от нее.

Вокодер басовито гудит в голове. Кларк его игнори­рует. «Атлантида» остается позади, Лени уплывает в тем­ноту.

Из пустоты вдруг доносится визг. Кларк ощущает при­ближение чего-то массивного и некой органики. Впе­реди вспыхивают два солнца, ослепляя ее. Мгла ярко пульсирует в линзах раз, другой, и лучи скользят мимо. Зрение проясняется: субмарина проходит слева, обна­жает брюхо, разглядывает ее круглыми жучьими глаза­ми. Дмитрий Александр смотрит на нее из-за плексигла­сового иллюминатора. На хребте субмарины подвешен рабочий модуль с крупной черной надписью на боку: «БИОЭКСПЕРТИЗА». Субмарина разворачивается, вы­ключает фары. Кларк мгновенно возвращается в темноту.