Книга Еще о женьщинах - Андрей Ильенков

Ну вот, девочка очередь отстояла, продавщица долго резала, взвешивала и выдала нашей героине булку хлеба, выложила на эту булку все довески, и девочка осторожно понесла это сооружение домой. Обе руки заняты.

Идти до дома было довольно далеко. И тут девочка с ужасом почувствовала, что с неё стали сползать трусики. А надобно вам знать, что это были не такие трусики, как сейчас. Ибо сейчас трусики на резинках и они сами по себе с девочек нипочём не сползают. А у той девочки трусики были на завязочках. И если завязочки развязывались, то трусики неизбежно сползали. Особенно если при этом идти.

Вот девочка сделала несколько шагов, и трусики сползли. Прямо в грязь, которой в той деревне было предостаточно. И это само по себе уже неприятно, хотя, конечно, ничего страшного. Конечно, грязь — это вам не мазут какой-нибудь, отстирать легко. Но для этого нужно ещё дойти до далёкого дома. А трусики, хотя и сползли, но оставались на ногах, потому что девочка была в резиновых сапогах и они были большие. Девочка пыталась брыкаться ногами, чтобы сбросить трусики, но тщетно: сапоги мешали. Руки же, как мы помним, у неё были заняты булкой с выложенными на неё довесками, так что и брыкаться особенно не приходилось, а то ещё хлеб уронишь, а его не постираешь. Был бы какой пенёк рядом вот бы и спасение, но, как назло, вокруг девочки были одни только лужи, и более ничего. И ей не оставалось ничего лучшего, как идти домой со спущенными трусиками. Можете себе представить, какой длины были при этом её шаги и сколько времени заняла дорога домой.

МОРАЛЬ: А вот если бы девочка одевалась попроще, проблем бы не было. А то видите, какой гламур: и трусики-то на ней, и сапоги! Могла бы без трусиков за хлебом сходить. А уж коли тебе невтерпёж нарядиться и ты их натянула, так хотя бы иди босиком.

* * *

Умеренность и аккуратность — чудеснейшие два, и Чацкий совершенно напрасно иронизировал, и Софья таки предпочла их всем сомнительным достоинствам Чацкого. Софья права: умеренность и аккуратность очень важны. Например, умеренность, если иметь в виду, скажем, еду и выпивку. То же самое с аккуратностью. Аккуратные люди могут избежать не только таких мелочей, что типа к вам приходят гости, а у вас по всему дому валяются грязные носки и трусы. А если вы женщина, то к ним добавляются лифчики, колготки и прокладки. Нет, я о вещах более серьёзных.

Вот была такая песенка про пуговку. Шёл шпион, потерял пуговку. Пуговку нашла босоногая стайка советских ребятишек, и он был обезврежен, пострижен и посажен. Что, конечно, само по себе хорошо, но представим себе реакцию на это шпиона и содрогнёмся. А кто виноват? Сам виноват.

То есть полбеды, что, внедряясь на советскую территорию, шпион не удосужился переодеться во что-нибудь эпохи Москвошвея. Вероятно, был шпион молодой, франтоватый, захотел выпендриться. Джинсы там нацепил фирменные, кроссовки, бейсболку, непременно тёмные очки, а сверху ещё надел макинтош. Идёт, курит «Мальборо», на советский народ поглядывает свысока. Ну да, это не от большого ума. Но он мог хотя бы проверить, как там у него пуговицы с надписью «MONTANA» держатся?! Мог. Проверил? Нет. Ну вот и загремел в ГУЛАГ.

Или вот тоже случай, не столь драматический, но всё-таки неприятный. В общем, идёт одна дама. И не просто дама, а студентка. Но не просто студентка, каких вокруг хоть пруд пруди, а Екатеринбургского театрального института, с отделения драматургии. То есть фактически драматург! Идёт на занятия к самому Николаю Коляде. Она одета не хуже того шпиона, а то и получше. Джинсы у неё крутые, туфли на каблуках, блин, моднейшие, вообще вся такая прикинутая. Макияж вечерний по полной программе, походка лёгкая, от бедра. И во взгляде что-то такое прямо царственное. Ну правильно, как-никак такая модная, да ещё и как бы писательница, да ещё идёт на занятия к самому Коляде. И все женщины на неё оборачиваются, а мужчины — те просто падают и складываются в штабеля. Но она не удостаивает их взглядом. Заходит, значит, в институт, и тоже все на неё оглядываются. И приходит в аудиторию, и то же самое происходит. Все мальчики-драматурги с неё глаз не сводят. И даже, что особенно приятно, все девочки. Да что там — сам Коляда поглядывает чаще обычного и даже улыбается. И уж, конечно, в этот день она дала там всем шороху! Обсуждали пьесы начинающих драматургов, и уж им мало не показалось! Она просто разделала под орех все незрелые опусы этих литературных младенцев.

А потом оказалось, что аккуратность — великая вещь. Она вчера сняла джинсы вместе с колготками, а сегодня под те же джинсы надела новые колготки, но старые вытащить из них забыла, и они так у неё сзади и свисали из штанин, вызывая нездоровое любопытство ротозеев. И ещё всё хорошо кончилось, а ведь она могла на эти свисающие колготки наступить и упасть в грязь лицом, а то и расквасить нос.

Я, сказать по правде, и сейчас не подарок, а четыре года назад приличному человеку на меня просто противно было смотреть. Такой я был безнравственный и бездуховный прямо как Буратино.

Вот приезжает из области одна барышня, специально на выдающееся театральное мероприятие. Я в подробностях не помню, что-то на грузинском языке, и перевод шёл по радио, в ТЮЗе. Причём там какая-то фигня выдавалась вместе с билетами, такая радиотехническая, для синхронного перевода. А поскольку мы с этой барышней шли без билетов, то и никакой радиофигни нам не дали. И мест тоже не дали, и мы сидели на каких-то ступеньках между рядов, потому что аншлаг. Особенно приятно было, что очень близко от бомжующих нас сидел, тоже с барышней, О. Дозморов, и у него и места, и эта радиофигня была. И даже он нам предлагал, но мы вовремя отказались, потому что постановка-то была замечательная, а пьеса слишком уж старенькая, шестнадцатого века, так что слов лучше было не понимать. Ну мы так посидели, досмотрели даже до конца, в отличие от Дозморова, который свалил с барышней пораньше.

Выходим из театра. А, здрасьте, оказывается, спутнице негде ночевать! Потому что до её города далеко, особенно в такое время суток. Ну ладно, поехали ко мне! Она такая не отказывается, потому что действительно негде. А если кто-то из моих читателей ни разу не ночевал даже летом на улице, то пусть попробует, и ему это, клянусь, не понравится! Я однажды попробовал, и хотя был ещё август, но замёрз я на этой скамеечке страшно.

Ну мы приезжаем, конечно, купили немножко водки и закуски, выпили, съели, поразговаривали, спать надо. А кроватка-то у меня одна, так что вместе придётся. Но я ничего не имел против.

Мы легли. Я, естественно, начал было оказывать ей знаки внимания. Тут она мне отвечает сильным текстом! Что, во-первых, не надо, что она как-то душевно и эмоционально ни к чему подобному не готова и не имеет в виду. Во-вторых, что она женщина замужняя и это тоже имеет некоторое значение. Тем более что с её мужем я хорошо знаком, и не возникнет ли потом у меня ощущения некоторой неловкости? Ну а я откуда знаю, я же не пророк, тем более — человек порядочный, так что может и возникнуть, тут я не спорю. Всё это так, с одной стороны, но с другой-то стороны — женщина.

Ну я настаивать не стал, но про себя хитро и коварно подумал: «Ладно, говори-ка, говори-ка! А вот ты уснёшь, и мы ночью-то как окажем знаки внимания!» Ладно, говорю, ты права, спи. Пошёл покурить. Покурил.