Книга 1937. Русские на Луне - Александр Марков

Он так еще и не понял, что ждет от этого вечера. Завтра обычный съемочный день. Не хотелось выглядеть завтра сонным. Чего доброго, заснешь прямо в космическом костюме. Вот потеха будет для всей съемочной группы.

Расстояние между ними, как извозчик ни подгонял лошадку, медленно увеличивалось. Надо заметить, что Шешель вовсе не требовал, чтобы извозчик загнал лошадь. Свирский не стоил этого. Любил Шешель животных и не был таким извергом, чтобы требовать невозможного.

Подкованные копыта выбивали из мостовой искры (окажись поблизости копна соломы, не избежать пожара. Спалит ли он всю Москву?) и так гремели, будто следом за авто мчался отряд рыцарей, закованных в броню. Двигатель авто ревел, как раздраженный зверь — медведь или лев. Вот отчего гнались за ним рыцари. Они в темноте не поняли, кто это, вздумали спасти город от чудища и гнали его прочь. Рев двигателя заглушал стук копыт. Свирский с приятелями, уже оглохнув, не слышал его. Но каково же было жителям города, которые уже начинали отходить ко сну, а тут на тебе… Хулиганство сплошное. Куда только полиция смотрит? Действительно — этот вопрос интересный. Где же все полицейские? Не на концерт же они отправились, плюнув на службу, улицы-то были обклеены соблазнительными афишами.

Силуэт авто уже выпал у него из глаз, слился с окружающей темнотой, а может, повернул на прилегающую улицу, а они, не заметив этого, продолжали ехать вперед и потеряли его на этот вечер.

Глаза превратились в некое подобие оптического прибора, направленного на дальние объекты — не на звезды, конечно, и не на фонари, которые могли бы служить им заменой, но все, что находилось поблизости, становилось расплывчатым, словно в легкой дымке.

— Стой, — неожиданно для себя самого сказал Шешель.

Где-то на краю сознания у него возникло ощущение, что он видел «Олдсмобиль». Но оно промелькнуло так быстро, что не оставило четких воспоминаний. Только расплывчатое темное пятно, которое на поверку могло оказаться чем угодно.

Когда извозчик остановил экипаж, Шешель привстал с сиденья, заглянул за край навеса, посмотрел назад. Тут же взгляд его уткнулся в оставленный всеми авто Свирского. Огни его погасли. От этого он казался мертвым, будто свежая, еще не успевшая разложиться туша большого зверя — слона или гиппопотама, но, полежи он здесь с неделю, сойдут кожа и мышцы, обнажая металлический скелет, а через какое-то время и он исчезнет.

— Вот же он, — сказал Шешель так тихо, что вряд ли извозчик услыхал его, да и говорил он скорее себе самому, потом посмотрел на извозчика и сказал уже погромче, — что же ты так гонишь, что вокруг ничего не замечаешь. Так и на столб наехать недолго или на прохожего. Тебе что, неприятностей опять захотелось? Кто с полицией потом разбираться будет?

— Извини, барин, увлекся я, — запинаясь, начал оправдываться извозчик.

Воздух прерывисто вырывался из его легких. Грудь ритмично, но не очень быстро вздымалась и опускалась, точно не лошадь, от которой, впрочем, поднимался пар, а извозчик бежал всю дорогу за авто, тащил за собой экипаж с пассажиром и от этого так неимоверно устал, что еще секунда-другая такой гонки — пал бы замертво от изнеможения.

— В гонках тебе надо поучаствовать, а не людей по улицам возить. Не увлекайся так, — назидательно сказал Шешель, — в руках себя держи. Ты знаешь — что это такое?

Шешель указал на двухэтажное красное здание, перед которым стояло авто Свирского. Белые колонны поддерживали покатую крышу, а перед флигелями оборону заняла батарея в четыре медные пушки, жерла которых смотрели в сторону ворот. Но они были не страшными, не страшнее каменных львов — те тоже укусить не могут, а пушки были пусты и давно не пробовали ядер, хоть те и валялись горкой подле деревянных колес.

— Английский клуб, — сказал извозчик, — возил сюда некоторых господ, но внутри никогда не бывал. Не пустят меня.

— Вход свободный или только для членов клуба?

— Почем я знаю. Не интересовался.

— Ладно, подождем, пока туда кто-нибудь не войдет. А там видно будет, что дальше делать.

Но прошло пять минут и еще пять. Все авто и экипажи проезжали мимо. Ожидание могло продлиться до скончания ночи. Когда клуб начнет закрываться, все гости отправятся по домам сны смотреть, только тогда, видимо, Шешель сможет перехватить Свирского. Глаза у того будут слипаться. Он никого не узнает. Даже заклятого своего соперника.

— Я пошел, — фраза, похожая на ту, что говорили парашютисты, выбрасываясь из аэроплана. Сказал ее Шешель с той же интонацией, точно там, за стенками экипажа, поджидала его не брусчатая мостовая, а несколько сотен метров бездны, пронизанных холодными ветрами, пулеметными очередями и согретых дыханием смерти.

Твердая уверенная походка, во взгляде немного надменности, чтобы сразу же ожечь им швейцара, вздумай он сомневаться, пускать нового посетителя или нет.

Спокойнее. Ты единственный из жителей этой планеты ступал на лунную поверхность. Вот только об этом почти никто не знает, потому что весь тот полет держался в строгой тайне. Не пришло еще время говорить о нем. Полезли бы глаза у швейцара на лоб, если бы он увидел, что к нему приближается непонятное существо. Кто поймет, что на нем космический костюм? Произнести бы еще что-нибудь типа: «Я рад приветствовать тебя, мой космический собрат». Швейцар упадет в обморок от переизбытка чувств, а если сердце его ослабело, то того и гляди владельцам клуба придется искать на это место новую кандидатуру. Но в любом случае на этот вечер преграда перед Шешелем будет устранена.

Только бы не оказался пропуском в клуб какой-нибудь билет, положенный лишь его членам, или пароль, менявшийся каждый день, как шифр в шпионских сообщениях. Причем даже те, кто должен был его знать, не всегда могли его вспомнить, долго терли пальцами лоб, точно так могли извлечь нужные слова.

Навстречу Шешелю, чуть покачиваясь, шел небольшого роста лысый толстячок с толстой оправой на мясистом пупырчатом и раскрасневшемся носу Вот у кого все можно расспросить. Не станет говорить, так что ж, хоть язык его чуть заплетается, существует предостаточно способов развязать его и заставить говорить более связно. Подождать бы чуть да встретить его в тихой подворотне. Но их уже видел швейцар.

— Добрый вечер, — сказал толстячок, посмотрев на Шешеля, похоже, приняв его за кого-то другого.

— Добрый вечер, — сказал ему Шешель.

Они не остановились, чтобы пожать друг другу руки, прошли мимо. Видимо, Шешель сделал все правильно, выдержав экзамен перед швейцаром, который, отворив двери перед толстячком и выпуская его на улицу, провожал его взглядом и одновременно смотрел на Шешеля. Когда тот подошел к дверям, швейцар и перед ним отворил их, ничего не спросив, а только поприветствовав:

— Рад вас видеть.

«Определенно, они принимают меня за кого-то другого», — пронеслось у Шешеля в голове. «Надо выяснить, под кого же загримировали меня. Ох, хорошо бы впросак не попасть, а бросится кто-нибудь на грудь, начнет кричать, что рад видеть, а ты и не знаешь, кто это».