Книга Замурованная. 24 года в аду - Найджел Которн

«Мы связались с Комиссией по жалобам на прессу, где нам сказали, что они могут принять жалобу на британских журналистов, работавших не по правилам, – сказал Ленце. – И проникновение в больницу под видом уборщиков и полицейских будет непременно занесено в их послужной список. Отныне имена будут передаваться туда сразу, как только мы будем узнавать их».

Но публичность приносила и полезные плоды. Наряду с письмами и открытками доброжелатели пересылали денежные подарки. Один из них прислал Феликсу самокат, на котором он тут же научился кататься. «Феликс обожает свой новый самокат, – сказал один из работников больницы. – И все время проводит, нарезая на нем круги по территории».

Его опекуны также сводили его в «Макдоналдс». Персонал больницы говорил, что Феликс был взбудоражен поездкой за несколько километров, чтобы посетить ресторан, где он попробовал «Хэппи Мил». «Ему очень понравилось», – утверждают свидетели.

Раньше он видел их рекламу по телевизору, но все равно не верил, что «Макдоналдс» существует на самом деле. Чтобы не огорчать ребенка, обреченного, быть может, всю жизнь провести в подвале, ему было сказано, что все это выдумано. Его тихая поездка за порцией гамбургеров и картошкой фри была первой вылазкой пятилетнего мальчика за пределы психиатрической клиники, куда он попал сразу же после освобождения. Его сопровождали медсестры, и на нем были надеты очки, защищавшие его глаза от яркого дневного света.

«Феликсу нравится свобода. За эти три недели, что он находится в клинике, у него небывалый прогресс. Ему понравился не только «Макдоналдс», но и машина, – ему очень нравится ездить на ней».

Выросшие в доме Лиза, Моника и Александр составили ему компанию в этот день. У них тоже наблюдались признаки «серьезного улучшения». Стефан тогда еще не покидал клинику, и предполагали, что для этого потребуется еще некоторое время.

В больнице Элизабет навестил старший брат Гаральд, который попытался ее утешить. Когда сестра пропала, он покинул дом, поверив отцовской версии о том, что она вступила в какую-то религиозную секту. Гаральд, ее самый близкий друг из всей семьи, был после этого очень подавлен и терзался чувством вины.

Младшая сестра Элизабет, Габриэль Хельм, женщина уже за тридцать, испытала серьезное потрясение, увидев свою сестру, и присоединилась ко всей семье в отделении терапии, помогавшей им пережить шок. «Никто из нас не мог поверить, насколько обычной она выглядела, – сказала Габриэль. – Она здорова, она общительна, и справляется со всем просто отлично. Каждый день она становится чуточку сильнее. Я не могу высказать, какие необычные времена настали для всей семьи. Это больше, чем кто-либо способен вообразить. Мы вместе стараемся изо всех сил, чтобы поддержать Элизабет. Она так рада, видя своих детей. Она постоянно твердит им, какие они красивые, и все время проводит рядом с ними, узнавая их все лучше и лучше».

Ее муж, Юрген Хельм, был поражен тем, что случилось, не меньше. «Я прожил в этом доме целых три года, и хотя бы однажды, но был в подвале, – сказал он. – Повсюду был разбросан мусор, и я подумать не мог, что всего немного в стороне живет эта семья. Это невероятно».

Подруга семьи Эльфрида Хоера не сомневалась, что теперь все они найдут силы объединиться в отчаянной попытке заново выстроить их искалеченные жизни. Свои надежды на то, что семья объединится, она возлагала на старшую сестру, Ульрику. «Ульрика очень сильная, – сказала Эльфрида. – Она восставала против Фрицля еще девочкой, и я уверена, она поможет всем пройти через это».

Как ни странно, люди, близкие семье, говорили, что, как это ни шокирует, Элизабет все равно любит своего отца, что может быть расценено как вариация стокгольмского синдрома, когда заложники ставят себя на место их узурпаторов. Элизабет клялась, что никогда больше не посмотрит в глаза чудовищу, которое насиловало и третировало ее много лет, но, хотите вы этого или нет, он все еще ее отец.

Другие жители Амштеттена тоже пытались справиться с осознанием этого невозможного преступления, по мере того как раскрывались подробности так называемого Дома ужасов. Когда мировая пресса заполонила улицы, в городе был проведен митинг в знак солидарности с Элизабет и ее детьми. В ночь на 29 апреля – три дня спустя после освобождения Элизабет – около двухсот человек собрались на старинной рыночной площади под проливным дождем со свечами и зонтами в руках. Сочувствующие Элизабет возложили цветы у порога дома номер 40 по Иббштрассе. Люди шли отрешенные. До конца прошлой недели их очаровательный австрийский городок славился только своим яблочным вином. Теперь его название всегда будет ассоциироваться с фамилией Фрицля. Демонстранты обвиняли власти в том, что они не обратили внимания на все происходившие странности. Но они винили и себя за то, что сами тоже ничего не замечали.

На городской площади развернули плакаты, выражающие сочувствие Элизабет и ее детям за все, что им пришлось вынести. Лидер митинга выразил «замешательство, шок, беспомощность и потерю дара речи» жителей Амштеттена, которые «просили держать их в курсе и искали ответы».

Молодая мать по имени Стефани объяснила свое присутствие на демонстрации. «Нам нужно было показать, что не все люди злы, – сказала она. – Мы на самом деле заботимся друг о друге».

Когда семья Фрицлей, восстанавливающаяся в близлежащей клинике Мауэр, услышала о сочувственном отклике города, все они выразили свою благодарность за поддержку, нарисовав от руки большой плакат, который был вывешен в витрине магазина в центре города. Основная надпись гласила: «Мы всей семьей хотим воспользоваться этой возможностью и сказать вам спасибо за участие в нашей судьбе. Ваше сострадание очень помогает нам в это тяжелое время и говорит нам, что за стенами есть хорошие заботливые люди, которым мы небезразличны. Мы надеемся, что скоро придет время, когда мы сможем найти обратный путь в обычную жизнь».

Благодарственное сообщение было обрамлено контурами их ладоней. Внутри каждой из них было маленькое послание от каждого, где они рассказывали, о чем мечтают сейчас и по чему тоскуют.

Стефан написал: «Я скучаю по сестре. Мне нравится моя семья и нравится быть на свободе. Я люблю солнце, свежий воздух и природу».

Его младший брат Феликс просто перечислил кое-что из того, чем его радовал мир: «Кататься на санках, ездить на машине, играть в мяч, плавать... Играть с другими детьми, друзьями, бегать в поле».

Лиза написала: «Я хочу здоровья, чтобы все снова стало хорошо, любви, счастья. Я скучаю по Керстин, школе, друзьям, воздуху, 1Г классу». Моника написала: «Я хочу, чтобы поправилась Керстин, много любви, чтобы все поскорее закончилось. Я скучаю по „Fire brigade»[Юношеская австрийская музыкальная группа. – Примеч. авт.], музыкальной школе, по друзьям, по школе, по Керстин».

В пожеланиях Александра значилось: «Я хочу на свободу, быть энергичным и сильным, и хочу увидеть солнце. Я скучаю по „Fire brigade“, школе и моей сестре Керстин».

Взрослые тоже сделали свой вклад. Бабушка Розмари написала: «Я хочу жить в мире со своими детьми, да поможет нам Бог. Мне не хватает моих добрых друзей и свободы». Элизабет написала: «Я хочу, чтобы поправилась моя дочь Керстин, любви моих детей, защиты моей семьи, понимающих людей с добрыми сердцами рядом».