Книга Охота на медведя - Петр Катериничев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вопрос был такой неожиданный и настолько точный, что Олег растерялся, пусть и ненадолго.
— Мне важно это знать, — добавила девушка.
— То, чем я занимаюсь, — не только настоящее. Это самое настоящее. И — будущее.
— Чье будущее?
— Наше.
Аня снова просияла, кивнула:
— Вы только не подумайте... Я привыкла к своей работе, но... Мне всегда хотелось если и не сделать что-то значимое, то хотя бы помочь в этом... И... очень не хотелось быть помощницей в какой-нибудь афере... — Девушка запнулась, покраснела:
— Извините, Олег, это я не о вас, просто...
— Это нормально, Аня. Называется «совесть». Очень хорошо, что ты это сохранила здесь. — Олег обвел взглядом помещение офиса. Встретился с ней взглядом, улыбнулся, добавил:
— Надеюсь, и я не потерял.
— Вы вернетесь в офис, Олег Федорович?
— Нет. И у меня к тебе будет еще одно поручение.
Девушка кивнула.
Олег вынул из ящика стола стопку распечатанных на принтере листков, положил каждый в отдельный надписанный конверт, подошел к сейфу, открыл, достал с полтора десятка конвертов разной плотности и веса. На этих пакетах также были имена и номера.
— Аня, здесь материалы для не самой вездесущей, но дружественной нам прессы. А здесь — то, что поможет господам журналистам работать быстрее. Я попросил бы тебя созвониться со всеми и передать это. За день справишься?
— Конечно.
— Вот и Хорошо. — Олег положил на стол пачку сторублевок. — Это на такси.
— Вы странный, Олег...
— Мне это уже говорили... — произнес он машинально, вскинул на нее взгляд, спросил:
— Почему?
— Вы всегда отдаете приказания в виде просьбы?
— Не знаю.
— Тогда, наверное, всегда.
— Это не правильно?
— Я говорила уже... Я работала во многих местах. Начальники чаще всего нас не замечают... как людей. Мы — так, обслуга. Пер-со-нал.
— В этом их ошибка.
— Думаете?
— Как только кто-то перестает замечать людей, он обречен. Видя в людях лишь функции, человек сам превращается в муляж.
— Многие так живут годами. До смерти. Это удобно.
— Что удобно?
— Никого не жалеть. Как говорила у нас во дворе одна бабуся, «всех жалеть — жал елки не хватит». Большая была ругательница. Правда, на самом деле — всем помогала. Ее любили. Извините, Олег Федорович, я вас заговорила. Я все выполню.
В конторе мне сегодня еще нужно быть?
— Нет. Завтра.
Контору Гринев покинул «от парадного подъезда» на блистательном «лексусе» в сопровождении «хаммера», за которым хвостом тянулись автомобили журналистов.
За рулем «лексуса» восседал водитель с лицом каменного истукана с острова Пасхи. Такой и пешехода, если нужно, придавит, и пассажира, если нужно, придушит. Красавец. Атлет.
Небольшая кавалькада вписалась в поток плавно и значимо. На повороте какой-то бомж-доходяга рванулся наперерез, поскользнулся и едва не попал под колоса. Водитель плавно тормознул, из «хаммера» невозмутимо вывалились двое бритых-кожаных, один выволок бродягу за отворот из-под колеса, чувствительно тряхнул... Мужик что-то лопотал заискивающе; охранник легохонько, как щенка, пнул его на тротуар, бросил следом бумажку: меньше пятисотенной у него не нашлось. Бродяга распластался над купюрой, накрыв ее всем телом, проворно вскочил и, оглядываясь по сторонам, засеменил быстренькими шажками в сторону ларьков.
Водитель Гринева продолжал восседать невозмутимым сфинксом. Бросил на Олега взгляд, в котором словно читалось: «И зачем эти суслики вообще живут на свете?»
Олег усмехнулся про себя: что-что, а ему стать нищим не грозит. Из салона этого роскошного авто выхода только два: или на Олимп, или в могилу. Ну а поскольку второй выходом считать нельзя, то он, Олег Гринев, выйдет там, где нужно: пусть не на самую вершину, но на лестницу, ведущую вверх.
За три часа Олег посетил два крупнейших российских банка и одну могущественную компанию, представляющую себя не иначе как «национальное достояние России» и, по мнению Гринева, вовсе не преувеличивающую как свою значимость, так и свое влияние.
Все встречи были организованы Никитой Николаевичем Борзовым, и организованы «в уровень»: Гринева принимали лица пусть не первые, но значимые.
А вот предмет встреч можно было охарактеризовать просто: «болтовня». Гринев как бы зондировал от имени холдинга Борзова возможность неких сделок, в которых он принимал участие как владелец (и это была чистая правда) некоей финансовой и трастовой компании, осуществляющей поиск инвесторов, проектное финансирование, реструктуризацию, оптимизацию, управленческий учет и прочее, прочее, прочее...
Компания была давней схемной выдумкой, фикцией, миражом, и все переговоры проводились в манере «визита вежливости»: Никита Николаевич был весьма солидным и обстоятельным клиентом и притом имел самые разнообразные интересы, а потому отказать во встрече с его представителем, который, похоже, был просто «продавец воздуха», было тем не менее сочтено во всех трех солидных организациях нетактичным.
«Подвиги» трейдерской фирмы «Икар консалтинг», какую в настоящее время действительно возглавлял Гринев, как и сведения о его безрассудной биржевой игре, в нынешний понедельник на высокие этажи упомянутых банков и компании еще не дошли: здесь не интересовались миллионами, здесь счет начинался с десятков и сотен миллионов условных единиц, будь то доллары или евро.
На этом и строился расчет Гринева. Среди журналистов, скучающих в предосеннее межсезонье от недостатка информации, способной качественно заполнить эфир, были люди ушлые и талантливые. Ажиотаж сродни легкому шоку в их среде Олег вызвать сумел. Теперь оставалось заполнить сцену действием. И пусть действие это происходило пока более в воображении пишущей братии... Слово материально, а слово mass-media пусть уже и не «овладевало массами», как во времена Владимира Ильича, но готовило почву... Не лишено было приятности для Гринева и то, что вся «артподготовка» не будет стоить ему ни копейки: падение российского фондового рынка и связанные с этим возможные социальные потрясения в «выборный» год было само по себе явлением чрезмерным, рождало массу слухов и домыслов и для любого журналиста — будь то политический аналитик, экономический обозреватель или просто словоблуд-махинатор, — становилось источником своеобразного вдохновения: можно было вволю поупражняться в избранном жанре словесного эквилибра и проявить при этом все злоречие, все обаяние, весь блеск, что присущи лучшим представителям второй древнейшей профессии.
Конечно, самые пробивные из них узнают, на какие этажи поднимался Гринев, остальное дорисует их воображение. Другим останется довольствоваться только последним: ну что ж, и оба здания банков, и особенно компании — эдакий замок из тонированного стекла, — способны подвигнуть даже суетных людей на вдохновенные строки в прессе и незаурядные репортажи на ТВ. Бог им в помощь.