Книга Огонь на поражение - Петр Катериничев

— Как всегда. Денег меньше, чем людей, которые их хотят.

— Ты все же проясни, кто на тебя собак спустил. По возможности.

— Ага.

— От себя только добавлю: те, кто работают против, «обрубают» мои «концы». А именно — тебя и Кленова. Так что поинтересуйся.

— В любом случае они информированы лучше меня.Про Кленова я сегодня услышал впервые.

— А Крузенштерна помнишь?

— Смутно. Вроде с тобой в одном дворе жил. Вы дружили.

— И дружим. Именно его жену и деток ты будешь сегодня выручать.

Вот как…

— Да.

Слушай, Дрон… Я вот подумал почему мы все ни разу не пересекались?

— Большие рыбы косяками не ходят. Хорощие люди — тоже.

— А жаль.

— К тому же — вот, пересеклись…

— Лучше бы за бутылочкой.

— Кто бы спорил.

— Вроде в одном море плаваем…

— Глубины разные.

— Ладно, к делу. В одиннадцать тридцать буду по второму контакту. Все?

— Ага. Крутов… Ты постарайся.

— Сделаю. — Удачи.

— Всем нам.

Серая «волга» петляет по переулкам центра Москвы. Останавливается у здания банка. Трое выходят из машины и скрываются в воротах.

«БМВ» с человеком в черном медленно проезжает по переулку минуту спустя.

Человек замечает припаркованную «волгу». Усмехается.

На фронтоне банка — золотом выложено название:

«КОНТИНЕНТАЛЬ».

Глава 22

Пора прощаться с этим гостеприимным переделкинским особнячком.

С собой прихватываю только револьвер, патроны, деньги и, конечно, коньяк.

Ибо собираюсь навестить девушку. А то и двух. Это — уж как повезет.

Итак, Кристина Ковальская. Судя по адресу — другой конец Москвы. Если общественным транспортом — полтора часа в одну сторону. А то и все два. Придется позаимствовать авто. Писательское.

Метрах в восьмистах отсюда загодя заметил «победу». Белую. Я бы предпочел «жигуленок» — он неприметнее, да и «победа» та, если на ходу четвертый десяток лет…

Короче, рухлядь — она рухлядь и есть.

Пройдя метров четыреста, останавливаюсь. Во дворике, под снегом, мирно ночует «вольво» последней модели. Цвета ночного неба. Писателю такой агрегат не по карману.

Присматриваюсь к дому. Здоровый, ухоженный. И — вспоминаю. Эту улицу, целиком, приобрела группа каких-то крутых ребят из Солнечногорска или Люберец.

Думаю, они на меня не обидятся, если займу авто на пару часов.

Похоже, в доме спят. Когда вскрываю дверцу, машина пытается запищать сигнализацией, но как-то неуверенно.

Пискнула и замолчала.

Почему-то вспомнилось, как завывали иномарки на набережной после каждого залпа танков по Белому дому в октябре девяносто третьего. На все лады и голоса.

Словно респектабельные чистопородные кокер-спаниели и ри-зеншнауцеры, вдруг попавшие в собачеприсмник кооператива «Мохнатый друг» — по выделке «почти ондатровых» шапок.

За рулем удобно. Звякаю связкой, пытаюсь на глазок определить подходящую отмычку, — заводить эту «ночную красавицу» варварским способом почему-то не хочется.

— Эй, что это вы там делаете?

Милая девушка лет двадцати пяти, в длинном норковом манто, наблюдает за моими манипуляциями с заснеженного крыльца, чуть склонив голову набок и прикусив кончики волос. На лице — остатки сна, в карих глазах — любопытство. И манто, судя по всему, наброшено на голое тело, — по крайней мере, войлочные шлепанцы зарылись в глубокий свежий снег так, что кажется, она стоит босиком.

— Да вот, машину хочу завести, — произношу я буднично.

— Зачем?

Резонный вопрос. Но на него у меня готов не менее резонный ответ:

— Чтобы ехать.

— Да?! — Глаза девушки делаются большими, пухлые губы чуть приоткрываются от восторга, и я вдруг понимаю, что ей никак не двадцать пять — от силы семнадцать или даже шестнадцать. Стереотип, ходить ему конем! Если в норковом манто — значит, дама, если дама — значит, за двадцать пять…

— Так вы ее… угоняете?!

Пожимаю плечами скорбно и устало.

— Да вот пытаюсь… — И тут же поправляюсь:

— Да я не насовсем. На время.

— А вы и не похожи на угонщика.

— А на кого — похож?

— Не знаю… Наверное, на ученого.

Вот так: ничто хорошее не остается безнаказанным! Стоило месяц поторчать в библиотеке, так настолько вжился в образ, что хорошенькая девушка смотрит на меня лишь с любопытством… И — безо всякого интереса к представителю сильной половины человечества. И борода эта месячная…

— Вы знаете, я замерзла. Может, вы зайдете? Вообще-то я кретин. С одной стороны, потому, что не удосужился подумать — девушка одета уж очень легко для двадцатиградусного мороза, чтобы вести непринужденно светскую беседу. А с другой — потому, что вылезаю из машины и иду в дом. Не собираясь даже приблизительно просчитывать ситуацию. Впрочем, та часть моей интуиции, что отвечает за предупреждение об опасности, молчит, как рыба об лед. Будем ей верить?

Будем. А что делать? Уж очень девушка понравилась. Как гласит эпос:

«Черного кобеля…» Ну и далее по тексту.

Интуиция интуицией, а необходимые меры предосторожности я все же предпринимаю. Стилет, к которому привык, как к собственному отражению в зеркале, послушно ложится в руку. Береженого Бог бережет.

— Так куда вы спешите? — Девушка провела меня в гостиную, встала напротив и смотрит прямо в глаза.

— На свидание, — честно отвечаю.

— С девушкой?

— Ага. А то и с двумя.

— А по вам не скажешь…

— У меня было трудное детство. Так это ваша машина?

— Нет, не совсем. И я бы не советовала ее угонять. «Вольво» принадлежит моему… другу… — Девушка делает паузу. — Все называют его Скетч.

— Да хоть Скотч, лишь бы не пьяница! — Если она рассчитывала на впечатление, то зря. Имя мне действительно ничего не говорит. Как выражались хулиганы моего детства — «не те ребята…».

— Что, никогда не слышали?

— Абсолютно.

— Он очень крутой.

— Но не круче поросячьего хвоста…

— Что?.. — Девушка смеется. — А вы — забавный. Вот так определение! По отношению ко мне! Нет, разберусь с этой бодягой и — спорт, спорт и еще раз спорт! Чтобы библиотечно-книжный дух развеять в прах! Эка завернул! При Великом Кормчем — быть бы мне спичрайтером. Такие бы эпохалки клепал!..