Книга Джек Потрошитель. Кто он? Портрет убийцы - Патрисия Корнуэлл

Посмотрите на эти мгновенные карандашные наброски, хранящиеся в галерее Тэйт, в университете Ридинга, в художественной галерее Уокера в Ливерпуле и в художественной галерее Лидса. Они позволят вам проникнуть в мир мыслей и эмоций Сикерта. Его художественная натура мгновенно воспламенялась от того, что он видел на сцене. Перед нами предстают настоящие фотографии, сделанные сквозь линзу его собственных фантазий. Пока другие мужчины ухмылялись и кричали от возбуждения, глядя на полуодетых актрис, Сикерт рисовал расчлененные женские тела.

Вы можете сказать, что эти рисунки художник делал для того, чтобы улучшить свою технику. Руки, к примеру, рисовать очень трудно. Величайшие художники испытывали трудности при изображении рук. Но когда Сикерт сидел в мюзик-холле, прямо возле сцены, и делал свои наброски, он был далек от совершенствования техники. Он рисовал головы, отделенные от шеи, руки без кистей, торс без рук, обнаженные бедра, торс без конечностей с грудями, торчащими из глубокого декольте.

Искусствоведы могут сказать, что Сикерт искал новые способы размещения человеческого тела так, чтобы оно не выглядело напыщенно и неестественно. Может быть, это и так. Сикерт наверняка видел пастели Дега с изображением обнаженных женщин. Возможно, он просто подражал своем идолу, который сумел перейти от старого способа изображения статичных моделей в студии и смело экспериментировал с более естественными позами и движением. Но когда Дега рисовал одну только руку, он работал над техникой и впоследствии использовал эту руку в картине.

Части женских тел, которые Сикерт изображал во время визитов в мюзик-холлы, очень редко, а то и никогда не использовались им в своих картинах, этюдах, пастелях или гравюрах. Он рисовал конечности и торсы, сидя в переполненном зале и наблюдая за выступлением Квини Лоуренс в лиловом кружевном белье или девятилетней Малышки Флосии. Сикерт никогда не изображал подобным образом мужские фигуры. Мы не видим на его рисунках частей мужских тел. В набросках мужских фигур не чувствуется жестокости, насилия. Единственным исключением является карандашный рисунок «Он убил своего отца в драке». На нем мужчина избивает другого мужчину, лежащего на окровавленной кровати.

Женские торсы, головы и конечности, отделенные от тела, — все это порождение жестокого воображения. Вы можете посмотреть на наброски, которые в то же самое время и в тех же мюзик-холлах сделал приятель Сикерта, художник Уилсон Стир. Вы сразу же заметите разницу в характере изображений и в выражении лиц. Стир мог нарисовать женскую головку, но она не кажется зрителю отделенной от тела. Он мог нарисовать лодыжки и ступни балерины, но эти рисунки всегда сделаны в движении, на пуантах, с напряженными мышцами. Эти ноги живые, а на рисунках Сикерта конечности безжизненны и мертвы.

Наброски 1888 года и заметки, нацарапанные на них, говорят о том, что Сикерт бывал у Гатти с 4 февраля по 24 марта, 25 мая, с 4 по 7 июня, 8, 30 и 31 июля, 1 и 4 августа. По закону полагалось прекращать выступления и продажу спиртного не позже половины первого ночи. Если предположить, что Сикерт оставался в мюзик-холле до окончания представления, то он мог бродить по улицам Лондона до раннего утра. Ему не нужно было много спать, и он мог гулять, сколько ему заблагорассудится.

Художница Марджори Лилли пишет в своих мемуарах: «Он [Сикерт] расслаблялся урывками, задремывая в течение дня, и редко ложился раньше полуночи. Да и тогда он мог подняться и отправиться бродить по улицам до самого рассвета». Лилли как-то раз делила студию и дом с Сикертом. Она запомнила его привычку гулять по темным улицам после окончания представления в мюзик-холле. Такой бродячий образ жизни Сикерт сохранял всегда. Когда «его одолевала какая-то идея» он мог «бродить по улицам до самого рассвета, погрузившись в размышления».

Лилли общалась с Сикертом до самой его смерти в 1942 году. Многие детали в ее книге говорят о ее наставнике и друге гораздо больше, чем ей казалось. Она постоянно пишет о его страсти к прогулкам, о ночном образе жизни, о скрытности, о хорошо известной привычке снимать три-четыре студии одновременно, причем никто из друзей и знакомых не знал адресов этих убежищ. Лилли пишет о его странном пристрастии к темным подвалам. «Огромные мрачные комнаты, в которых гуляли сквозняки и возвышались черные колонны. Они, казалось, сошли со страниц рассказов Эдгара Аллана По», — писала Лилли.

Сикерт любил работать в «подозрительных местах, где и устраивал студии и мастерские», — так написала о нем после его смерти хозяйка художественного салона Лиллиан Броуз. В начале 1888 года, когда Сикерт был завсегдатаем мюзик-холлов, он с упорством маньяка снимал тайные студии, содержать которые не мог себе позволить. «Я снимаю новые комнаты», — говорил он своим друзьям. В 1911 году Сикерт написал: «Я снял маленький, странный, зловещий домик за 45 фунтов в год поблизости отсюда». Этот дом располагался по адресу: 60, Харрингтон-стрит. Очевидно, художник намеревался превратить «маленький дом» в «студию».

Сикерт буквально коллекционировал студии, а потом через короткое время оставлял их. Его знакомые хорошо знали, что эти студии, подобно крысиным норам, располагались на самых убогих улицах. Друг Сикерта, художник Уильям Ротенстайн, с которым он познакомился в 1889 году, писал о пристрастии Сикерта к «грязной атмосфере ночлежек». Ротенстайн говорил, что Сикерт просто «гениально» умел отыскивать самые мрачные и отвратительные комнаты, чтобы устроить в них мастерские, и это отвращало от него друзей. Ротенстайн называл Сикерта «аристократом по натуре, питающим болезненную склонность к жизни под лестницей».

Деннис Саттон писал, что «неугомонность Сикерта была основной чертой его характера». Для него было типично одновременно иметь несколько студий, чтобы «в полной мере насладиться неограниченной свободой». Саттон пишет, что Сикерт часто ужинал в одиночестве. Даже после женитьбы на Эллен он отправлялся в мюзик-холл один, а порой даже уходил среди ужина, чтобы успеть на представление. А после представления он отправлялся в свой долгий путь домой. А может быть, в какую-то из своих тайных студий, где-то в зловещем Ист-Энде. Сикерт в одиночестве шел по темным улицам, держа в руке небольшой чемоданчик, вероятно, для художественных принадлежностей.

Саттон рассказывает, что во время одной из таких прогулок Сикерт был одет в кричащий клетчатый костюм. Он проходил мимо группы девушек, стоявших на Копенгаген-стрит в миле к северо-западу от Шордича. Девушки в ужасе разбежались, крича: «Джек Потрошитель! Джек Потрошитель!» Сикерт, смеясь, объяснил друзьям, что это его прозвище.

«Я сказал ей, что я Джек Потрошитель, и снял шляпу», — пишет преступник в письме от 19 ноября 1888 года. Тремя днями позже Потрошитель прислал письмо, в котором говорилось, что он «в Ливерпуле и только что встретил молодую девушку на Скотланд Роуд… Я улыбнулся ей, и она назвала меня Джеком Потрошителем. Она даже не знала, насколько близка была к истине». Примерно в то же время в «Санди Диспетч» появилась статья о том, что в Ливерпуле пожилая женщина сидела в Шил-парке, когда «респектабельного вида мужчина в черном пальто, светлых брюках и мягкой фетровой шляпе» подошел к ней и вытащил длинный тонкий нож. Он сказал, что он собирается убить множество женщин в Ливерпуле и отослать уши первой жертвы редактору местной газеты.