Книга Кузнец из преисподней - Виталий Сертаков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я там был, – непослушными губами выговорил он. – Он вернул меня назад. Все можно исправить.
– Что исправить?
– Где вы были, господин президент?
В дверном проеме вытянулся дежурный офицер.
– Ваше высокопревосходительство, к вам – господин Касьян… – У офицера слегка вытянулось лицо при виде изможденной фигуры президента. – Господин Касьян желает говорить с вами в отдельном кабинете. С ним еще два человека. Непонятно, как они проникли во дворец. Они не из тех, кого вы поселили в гостинице, но собаки и тигры их не трогают…
– Все идет по кругу… – прошептал Артур. – Герр Богль, как я рад, что вы живы… И ты, Митя, живой… Это здорово.
– Прошу прощения? – поднял брови германец. – Отчего я должен быть мертвый?
– Ванну мне, – приказал президент. – Парикмахера и массаж. Гостей накормить, напоить, и пусть ждут. Поднимайте дежурный курьерский расчет. Утром мы должны собрать Думу.
– Господин президент, гости очень просили…
– Нет! – решительно заявил Коваль. – Теперь я точно знаю, когда все началось. Именно сию минуту. Дальше все необратимо. Третьей попытки не будет. Все пошло по кругу…
Артур спешно прошел в кабинет. Его встретили такие же изумленные взгляды Озерника и опального книжника.
– Артур… ох, не сжимай меня так, ребра сломаешь! – простонал Свирский. – А ты как будто угадал, что я приеду?
– Еще бы не угадать…
– О, господи… Кто тебя так измолотил?! – даже привычный к деревенской грязи Озерник недовольно отступил в сторону.
– Все сам, – неожиданно рассмеялся Коваль. – Сам себя измолотил. И поделом мне. Я попытался разорваться на части и позабыл одну простую истину.
– О жизни надо думать, а не о власти, – вполголоса заметил Качалыцик.
– Друзья мои, я знаю, с чем вы пришли, – Коваль дернул портьеру, распахнул окно навстречу промозглому петербургскому утру. – Я так рад… Я чертовски рад, что мы вместе. Мы все исправим. У нас есть еще одна попытка.
День подписания мира с турецкими пашами и аравийским халифатом было решено объявить официальным выходным и Днем победы. Естественно, такое мог предложить Думе только президент, ведь никто, кроме него и еще двоих Проснувшихся, не помнил, что такое национальные праздники. О религиозных праздниках память в народе сохранилась, да и соборники поддерживали огонек лампадный, а вот светских радостей практически не осталось. Старики еще помнили времена, когда в городе, поделенном на коммуны, не вспоминали и о Новом годе и вообще теряли нить календаря.
За сутки перед отъездом президент подтвердил, что военный парад состоится. К параду приурочили смотр воинских частей гарнизона, а на Исаакиевской и Манежной площадях развернули выставки трофеев.
– Раааавняййсь!.. Смирнааа! Налс. вууу!!
Громовой голос, усиленный репродукторами, сотрясал стекла:
– Слушай мою команду…. На одного линейного дистанции… первые номера прямо, остальные на-пра…вуу!!
Сухо щелкнули подковы на сапогах, клацнули приклады карабинов, замерли тысячи зевак.
– Шагaa-ом…арш!!
От первого рыка, от печатного шага взлетели тучи птиц над садами, распахнулись в испуге окна на Петроградской стороне, вздрогнули тяжеловесы, тянувшие по Дворцовому мосту полные подводы к пристаням. Сотни сабель взметнулись из ножен. Стрелки оцепления примкнули штыки. Броневик, украшенный флагами и гербом России, тронулся с места. Стоя за спиной водителя, слушая барабанную дробь, Артур в который раз испытывал это странное, пьянящее, тревожное чувство. Ведь все это происходило единственно благодаря ему. Парад, генеральный штаб, более-менее регулярная армия, министерства и биржи, электричество и торговые дома…
– Полк, за мно-ооой!.. Шагууом…аршш!!
Первыми по Дворцовой площади промаршировали тяжелые пехотинцы из состава полков, вернувшихся с южной войны. Командующий парадом лично благодарил каждый полк за мужество, жал руки командирам, вручал ордена. Новым соединениям вручали новые знамена. Знаменные группы разворачивались, разом сверкнув коваными эполетами, проходили церемониальным шагом, замирали перед главной трибуной. Коваль краем глаза косил на толпу, собравшуюся на трибунах. Официальных гостей – больше трех тысяч человек! – отбирали тщательно. Шваль всякую на Дворцовую, ясное дело, не пустили, зато собрали всех иностранцев: дипломатов, купцов, инженеров и прочих служилых, подписавших в России долгие контракты.
С другой стороны от трибун, вдоль бывшего генштаба, расставили оцепление. Там бесилась и подпрыгивала многотысячная толпа. Мальчишки лезли на фонари, вся набережная Мойки и Невский, куда после торжественного прохождения сворачивали полки, были запружены народом. Казалось, весь город высыпал поглазеть. Над площадями взвились воздушные шары, с крыш сбросили на фасады домов кумачовые полотнища с портретами президента и ближайших сподвижников, во всех лавках за счет государственной казны угощали вполцены. На каждом перекрестке оркестры ревели военные марши – музыкантов пришлось приглашать из Литвы, Польши, Украины и собирать по крупицам в русских городах.
Иностранцы смотрели, слушали, на ус мотали…
– Здррра…матрросы! – раздался рык Руслана Абашидзе.
– Здрра… желаем… ал… во…!!!
За зелеными мундирами боевой пехоты показались голубые бескозырки моряков. Новенькую морскую форму, по условиям контрибуции, пошили на фабриках Стамбула – десять тысяч комплектов, зимних и летних, из превосходного сукна. Впервые моряки военного флота смотрелись как с картинки. И песни проорали почти верно, и с шага не сбились, хотя на палубах почти не тренировались.
Точно вовремя с Невы ударили корабельные орудия. Те, кто не сумел пробиться на Дворцовую площадь, получили свою порцию удовольствия. В морском сражении у итальянского острова удалось захватить полтора десятка военных и вспомогательных судов. Их потихоньку отбуксировали в Петербург, покрасили и выстроили у причалов, под российскими флагами. Срочно укомплектовали экипажи, мичманская школа выпустила первый курс командиров. Сейчас подновленная военная флотилия выстроилась в линейку и салютовала державе каждые четверть часа. Тысячи флажков ползли вверх, на реи, пороховые облака застилали реку, кителя экипажей смотрелись с берега как ряды белых чаек.
А по площади, тем временем, шагали мичманы, с кортиками на хрустящих портупеях, с серебряными орлами на фуражках. За коробками флотских, под восторженный рев зрителей, появились «Голубые клинки» – элита президентской гвардии. С треугольных шевронов скалились волчьи морды, белые шелковые перчатки обнимали короткие стволы автоматов, голубые береты почти не прикрывали коротко стриженные макушки. По традиции, введенной президентом, на затылке каждого бойца тоже красовался голубой волк.
