Книга Темная материя - Юли Цее

К сожалению, после давешнего утра она не может ни шагу сделать ему навстречу, поэтому ей только и остается сидеть, смотреть и размышлять про себя. Не смерть Даббелинга сводит ее с ума. И не загадочное похищение Лиама. Дело в том, как это одно с другим совпало, а также в том, что она окончательно сбилась с толку и ничего не может понять. Пустота — не противник, а без противника невозможно сражаться за семью. Если бы Майка за прошедшие годы испытала поменьше счастья и пережила побольше неудач, она бы знала, как зовется эта пустота: страх.

— День был странный, — говорит Майка, откашлявшись, чтобы прочистить горло. — В галерею ко мне приходил какой-то странный человек.

— Такого же роста, как папа? — спрашивает Лиам. — Только старый? Толстый живот, слоновье лицо?

— Откуда ты знаешь?

— Это — наш комиссар.

— Что за шутки!

Майка побледнела пуще прежнего, если это только возможно; ее спокойствие, кое-как возведенное, рушилось на глазах.

— Почти готово! — радостно сообщает ей Себастьян, его веселый голос кажется наигранным, как у повара из телевизионной передачи.

Майка на него не откликается.

— Ты хочешь сказать, — говорит она Лиаму, — что этот Книльх работает на полицию? И сюда, к вам, он тоже приходил?

— Почти сразу после того, как ты выбежала, — тихо говорит Себастьян.

— Я больше не могу, — шепчет Майка.

— Он обещал, что все приведет в порядок. — Отчаянный восторг изгибает интонацию Лиама петлями, она то взвивается, то опадает. — Он умный.

— У нас и так все в порядке, миленький, — говорит Майка Лиаму.

Затем, обращаясь к Себастьяну:

— О чем у вас был разговор?

Себастьян подходит к столу с кастрюлькой и накладывает на тарелки карри.

— О сущности времени.

Он просит Лиама разложить рис и старательно трет тряпкой стеклокерамическую плиту. Запахло паленым. Себастьян открывает дверь на балкон.

— Сущность времени! — презрительно повторяет Майка.

Она перемешивает рис с карри, солит и перчит, даже не попробовав.

— Он еще придет?

— Надеюсь, что да, — говорит Лиам.

Видя, что жена и сын так и сидят перед нетронутыми тарелками, Себастьян обводит их бодрым взглядом, вылавливает кусочки креветки и, собрав несколько штук, нацепляет на вилку. Майка озирается вокруг, словно ищет глазами что-то забытое: ложку, салфетку… Ищет ответа.

— В случае тяжких преступлений нельзя просто забрать заявление, — говорит Себастьян. — Они расследуют похищение. Это обычная процедура.

Майка кладет прибор на тарелку.

— Полиция побывала в Гвиггене? — спрашивает она. — Они допросили персонал? Узнали, кто привез туда Лиама? — Ее голос звучит так, словно она читает под чью-то диктовку. — Они были на стоянке? Искали следы? Нашли свидетелей? Опросили сторожа бензозаправки?

— Майка! — произносит Себастьян. И второй раз: — Майка.

Поблизости от балкона в ветвях каштана совещаются черные дрозды. По крикливым голосам спорщиков слышно, что обсуждается актуальная тема: полагается ли дроздам усаживаться на высокие ветки? Заглядывают ли они в верхние этажи старого жилого фонда, или они относятся к таким птицам, которые обычно держатся ближе к земле, покидая свое место обитания лишь в экстраординарных случаях? И по каким признакам определяется экстраординарность?

На дерево садится сорока, и гам стихает.

— Жаль, что сегодня уже суббота, — жалобно говорит Лиам. — А то бы приехал Оскар.

Себастьян наклоняется в его сторону и, протянув руку, пожимает ему плечо.

— Ничего, ничего, — говорит он. — Все будет хорошо.

Лиам набирает на вилку большую порцию карри и сует в рот. Начав жевать, он вдруг замирает, неподвижно уставясь в тарелку. На глазах у него наворачиваются слезы.

— Слишком горячо? — спрашивает Себастьян.

Лиам мотает головой и с усилием глотает.

— Очень остро, — тихо отвечает он отцу.

— Мне очень жаль, что недосмотрел, — говорит Себастьян, опуская руку; Майка тоже отодвигает тарелку. — И тебе не понравилось?

— Мне нравится, — говорит она. — Но что-то не хочется есть.

— Я могу поесть риса, — говорит Лиам. — Рис хорошо получился.

Поев немного, Себастьян тоже откладывает свой прибор, потому что, когда он жует, это слышно на всю кухню. Майка пьет воду, Лиам пытается нацепить на вилку несколько зернышек риса. С водопроводного крана срывается капля и ударяется о стальную поверхность раковины.

— В то утро, когда произошло похищение, — говорит Майка, — ты же, кажется, позвонил в Гвигген и сказал, что Лиам заболел и остался дома?

— Стоит ли об этом сейчас? — спрашивает Себастьян.

— А в скаутском лагере никто не удивился твоему сообщению, хотя Лиам давно уже был у них?

— Все, что я знаю об этом, я тебе уже рассказал.

— А ты сам, случайно, не удивился, — голос Майки звенит все выше, взвинчиваясь истерической спиралью, — почему ваш суперкомиссар не выяснил этого вопроса?

— Нет.

— Тогда я тебе сейчас скажу почему!

Себастьян сопротивляется растущему желанию обеими руками зажать себе уши. Этого визгливого тона он еще никогда не слышал у жены. С самого начала их знакомства он считал Майку сильной женщиной, никогда не задаваясь вопросом, каковы условия этой силы. Так же как Майку, которой хотелось схватить его и встряхнуть, Себастьяна при виде жалкого создания за столом, готового вот-вот забиться в истерике, тоже тянет на рукоприкладство, чтобы силой вырвать ее прежнюю из поглотившего ее убожества, вернуть настоящую, сдержанную Майку, которая, хоть умри, всегда следила за тем, чтобы сохранять стиль и хорошие манеры. Себастьян не желает слышать готовые прозвучать слова. Они уже давно витают тут, рядом, и только ждут, чтобы кто-то из присутствующих их произнес.

— Полиция не ведет расследование, — говорит Майка, — потому что не верит тебе.

— Ну, я пошел в свою комнату, — говорит Лиам.

Никто его не удерживает. Себастьян сгорбившись сидит на стуле, тяжело опустив повисшие руки. Еда на тарелках стынет, от нее уже не идет пар, на соусе образовалась морщинистая пленка. Вот так выглядит прощальный ужин, думает Себастьян, вернее, кто-то у него внутри думает это вслух новым, незнакомым голосом, как будто в голове у него поселился посторонний наблюдатель.

— Проблема в том, — говорит он, удивляясь собственному спокойствию, — что это ты мне не веришь.

Майка допивает остатки воды в стакане и, допив, не знает, куда девать руки.

— Себастьян, — произносит она тихо, — разве я давала тебе когда-нибудь повод для ревности? Из-за Ральфа?