Книга Месть лорда-палача - Ма

не толкаясь ввалились в мою комнату, я просто не знаю.

Оба светоча медицины с сосредоточенными лицами быстро проверили моё тело и с утверждением: «жив, побит, дракон» наконец смогли расслабиться... и упасть на хоть и чистый, но холодный каменный пол. Ну, точнее упал лишь Фуго. И то не упал, а был вовремя подхвачен Анхи и им же усажен на единственный стул.

— Чуть до гроба не довели меня, ваше превосходительство, — с горьким и одновременно облегчённым вздохом проговорил старик, когда наконец его бледное и сморщенное лицо вернуло себе нормальные краски. — Когда вас только привели в палату и я смог осмотреть ваше тело, то подумал, извините за мои слова, конец вам настал.

— Раздробленные в сотнях местах кости ног и рук, там же разрыв мышц, внутреннее кровотечение и тяжёлое истощение, — будничным голосом проговорил братец, загибая пальцы на каждой травме, пока не остался лишь большой, которым он мне и показал одобрительный жест. Видя моё непонимающее лицо, решил с ухмылкой пояснить. — Зато поднял аж две ступени.

Моргнул раз, моргнул два. А затем закрыл глаза и прислушался к самому себе. Маги определяют свои ступени по насыщенности маны в головном отделе, а вот юнионы в своих магических каналах. Нам же, мастерам, тело само говорит о рамках своих сил. И когда моя тушка с кряхтением отозвалась на мыслительный сигнал, я захотел аж присвистнуть. Но не смог, горло же сухое.

— Три... — только и смог я прохрипеть, пытаясь сглотнуть. Никак. Слюна так и не хотела формироваться во рту.

Но это неудобство меркло по сравнению с тем, что я «Баронет» третьей ступени! Подобный результат достигается тяжёлыми полугодовыми тренировками. А я же, жулик поганый, всего лишь пережил нападение убийц, что были на один и два ранга сильнее меня! Решил пойти быстрым путём вместо долгого и муторного!

— Ого, — присвистнул брат, облокотившись об стену, и с удивлением смотря на целителя рода. — Но мы же когда проверяли, было две.

— Возможно, за ночь организм милорда адаптировал пережитый телом стресс и там уже с нашим исцелением и своей перестройкой так преобразился.

— А может из-за того, что брат уже проходил этот этап, и тело ещё помнит былую мощь.

— А, так называемая «мышечная память»! — активно кивнул Фуго, в чьих карих глаза можно было увидеть знакомый огонёк исследователя. — Вполне-вполне, господин Анхель. Или же они все вмести могли создать такую бурную реакцию тела...

И пока они продолжали свой разговор, полностью позабыв о моём существовании, я с грустными глазами гипнотизировал закрытую дверь. Где же ты, моя длинноволосая каштаночка...

И успел я только взмолиться, как наконец пришла моя спасительница, что с подносом начала подходить ко мне, попутно кивнув другим "посетителям". Поставив на тумбу принесённый графин с двумя стаканами, она быстро наполнила один из них и тут же попыталась подставить к моим губам. А я же аристократ гордый... и потому позволил себя напоить.

Ничто не покажется вкуснее прохладной воды после долгого сушняка! Поэтому, чуть ли не причмокивая от удовольствия, я наконец прочистил горло... и Анхель тут же всех выгнал, сказав что должен меня поправить своей целительской силой. А на вопрос Фуго, который звучал примерно: «Я что, шутка для вас?», Анхи намекнул о личном со мной разговоре.

— А заодно я хочу с тобой кое о чём поговорить, мой дорогой брат, — добавил он, когда дверь за людьми захлопнулась.

А я, смотря на это дружелюбное лицо и голубые глаза, выражающие желание скрутить мне шею несколько раз, кое-что да понял.

Мне пи...

Глава 10

Индрик, стены замка

Любой солдат и военный архитектор на вопрос: «Что важнее всего в защите города?» сразу же ответит — врата.

Единственная дыра, которая может быть в главной оборонительной конструкции любого поселения. И самая частая точка, по которой бьют монстры во время «Волн» и таранят вражеские армии при штурме. Потому при создании оборонительных сооружений перед военными архитекторами всегда стояла задача сделать врата, что будут выдерживать удары не хуже примыкающих стен!

Такая же практика применялась и к замку Индрик, последнему оплоту Кадии. Врата, закрываемые с внешней и внутренней стороны деревянными ставнями из особой породы, а меж ними решётка, способная выдерживать долгое время беспрерывные удары даже «Маркизов»!

Если только их не будут поливать стрелами из примыкающих к арке башен и меж зубцов стен, на которых в любое время суток стояли патрули гвардейцев.

И потому довольно подозрительно было видеть, что никто не стоял на страже. Ну, кроме одного единственного человека, который и отпугивал всех остальных стражей своей убийственной аурой.

Люмьеру, сидевшему на одном из зубцов и смотревшему вдаль, очень хотелось убивать. И сначала всех посягнувших на охраняемых им господ, а затем и себя за незамеченных убийц, что чуть не убили лорда!

А убили бы?

— Перестань пугать моих подчинённых и мешать им исполнять мои приказы, — вывел телохранителя из мыслей тяжёлый голос Орикса, поднявшегося на стену. Сегодня их встреча началась не с дружелюбного приветствия. — Займись самобичеванием в другом месте.

— Ну ты и грубиян, друг, — усмехнулся парень, даже не шелохнувшись на слова громилы.

Хоть тот и был вдвое старше Люма, но за многие годы отношения между ними сложились довольно близкие. Тем более, что раньше юнион был гвардейцем.

— А с тобой по-хорошему нельзя. Мы это усвоили ещё когда тебя военачальник по плацу гонял за твою лень.

Военачальник... так Орикс любил называть только господина Корнелиуса. Бывший лорд, что всегда был и отцом своей армии, и её деспотом. Его девиз во время адских тренировок всегда гласил: «Пролитая капля пота на плацу бережёт литр крови на поле брани!». Всегда берёг своих солдат, всегда думал об их снабжении, всегда выплачивал вовремя жалованье... и всегда заботился о них, получая взамен абсолютную преданность.

Люмьер... был исключением.

Безусловно, он был верен лорду, его роду и самому городу. Но... как бы не хотелось это признавать, но старый хрыч Адлер прав — если бы ему однажды пришлось выбирать на чью сторону вставать, он бы без промедления выбрал свою спасительницу и истинную хозяйку.

Госпожа Астра...

Миледи нашла его в переулке, когда ему было девять лет. Грязный, истощённый из-за многодневной голодовки и с безжизненными глазами из-за крови на его руках. Руках, которыми он прервал жизни собственных родителей.