Книга Время дракона - Светлана Сергеевна Лыжина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Государь, как прикажешь бить? Сильно или умеренно?
- Умеренно, - сказал тот.
Слуга примерился, замахнулся; сделалось удивительно тихо, как бывает, когда шумная толпа затаит дыхание. Вот-вот должен был последовать свистящий удар, но государь вдруг остановил казнь:
- Погоди-погоди. Смотри-ка, до чего интересная спина.
Спина у Глумца выглядела так, будто он отлежал её, несколько часов продремав на жёсткой траве. Однако пятна и полосы, приобретённые таким образом, исчезают очень быстро, а эти даже не думали исчезать, образуя стойкий пёстрый рисунок. Пестрота мешала заметить ещё одну занятную примету спины - отсутствие родинок. Казалось, это спина ребёнка, а не взрослого человека - гладкая донельзя.
Ещё раз оглядев крестьянина, Влад усмехнулся:
- Я решил познакомить тебя с плетью, а ты, оказывается, с ней давно породнился. Думаю, моя плеть способна вразумить тебя не больше, чем старый отец способен вразумить непутёвого сына, - не получив никакого ответа на свои рассуждения, князь спросил. - Может, подскажешь другой способ вразумления?
- Вместо того чтоб вразумлять, отпусти на все четыре стороны, - приподняв голову, ответил Добре. - Ты хочешь убедить меня, что я невоздержан в речах? Я и так это знаю. Язык мой - моя беда и наказание от Бога. Ты, государь, не сможешь отменить это наказание. Езжай-ка лучше в монастырь. Ты зря тратишь время.
- Может, и зря, - с досадой произнёс государь и добавил, - но раз Господь устроил так, чтобы я тебя судил, значит, Он хочет, чтобы ты претерпел.
Сохраняя досадливую мину, Влад кивнул слуге, и тот принялся за дело.
Между тем, толпа крестьян, наблюдавших за судом, начала уменьшаться и редеть. Когда это началось, правитель заметить не успел, но, оглядывая толпу, пока длилось исполнение наказания, вдруг подумал, что народу поубавилось. Наверное, из всех наблюдателей остались самые любопытные. Например, Петре. Этот, как только услышал, что наглецу полагается четыре раза по семь плетей, перестал мозолить глаза государю и вернулся в толпу, однако по-прежнему наблюдал за происходящим, выглядывая из-за лошади одного из государевых слуг.
Приговорённый претерпел двадцать восемь ударов стойко и не издал ни звука, хотя плеть находилась в руках у настоящего умельца. Правда, бил этот умелец умеренно, и плеть была обычная, без всяких палаческих усовершенствований, поэтому удары получались не слишком вредоносными.
- Так что скажешь, Добре? Прав я или нет, наказывая тебя? - спросил правитель, когда сечение завершилось.
- Прав, государь, - ответил крестьянин, по-прежнему распластанный на траве.
- Извлёк ли ты для себя пользу из этого наказания?
- Благодарю, государь, что пытаешься вразумить меня, хотя труд твой напрасен. Лучше б ты ехал в монастырь, - произнёс Добре и улыбнулся.
- Действительно напрасен! Ничему человек не учится! - с досадой воскликнул Влад. - Должен ли я дать тебе ещё семь плетей, которые ты только что заслужил своим ответом?
- Твоя воля, государь. Как скажешь, так и будет.
Влад задумался и посмотрел влево от себя, на дракона, который, усевшись на дороге возле княжеского коня, наблюдал за казнью. "Что посоветуешь?" - мысленно спросил Влад, потому что обращался к змею за советами даже тогда, когда был всецело уверен, что тварь является не злым духом, а выдумкой, то есть знает не больше господина. Дракон, кем бы он ни являлся, всегда соображал хорошо и в этот раз тоже не подвёл - показал хозяину язык, как бы дразнясь, но затем вдруг спрятал и плотно сжал губы.
Досада на лице правителя сменилась выражением крайнего довольства.
- А знаешь, Добре, - громко произнёс Влад, глядя на распластанного крестьянина, - кажется, я понял, для чего Господь устроил нашу встречу. Я хочу совершить большое благодеяние. Сейчас велю, чтоб тебе язык отрезали. Если он приносит одни только беды, значит, без языка будет гораздо лучше.
- Язык мой - наказание от Бога, и не тебе, государь, снимать с меня это наказание, - возразил Добре, стараясь изогнуться и увидеть лицо собеседника. Крестьянин хотел бы приподняться побольше, но княжеские слуги продолжали его держать.
- С каких это пор Господь запрещает делать добрые дела? - притворно удивился правитель. - Или ты сомневаешься, что я желаю тебе добра? Я только что убедился, что ты получаешь от судьбы удары, но ничему не учишься. Я хочу спасти тебя от судьбы. Ведь рано или поздно найдётся человек, который прикажет сечь тебя до смерти. Я предвижу, как ты окончишь свою жизнь, и что твои дети останутся сиротами довольно скоро. К тому же я государь, а ты - смутьян. Ты подстрекал людей кричать хулу на меня. Ведь так?
Глумец молчал, но от него и не требовалось ответа.
- А как государь должен поступать со смутьянами? - продолжал Влад. - Подрезать им языки.
Князь оглядел толпу, ища подтверждения своим словам, но люди молчали. Крестьянин Петре больше ниоткуда не выглядывал. Те, кто остался, сделались ещё малочисленней. Задние ряды стремились спрятаться за спинами передних, а те зеваки, которые стояли ближе всех и ещё недавно считали, что занимают лучшие места, теперь не знали, куда скрыться. В переднем ряду все стали как будто ниже ростом. Плечи ссутулены, взгляд вниз. Если бы эти люди могли, то провалились бы сквозь землю.
Да, теперь Влад ясно видел, что множество зрителей рассеялось под шумок ещё до того, как началось наказание Глумца. Правитель не помнил лиц, но чувствовал, что многих не хватает. Самые умные ушли, а те, которые опрометчиво решили занять место ушедших, теперь помышляли только об одном - как бы не встретиться взглядом с венценосным судьёй.
- Что скажете, люди? Должен ли я подрезать язык смутьяну?
Люди молчали, но явно не из сочувствия к Добре Глумцу. На их лицах можно было прочесть скорее обратное: "Рассердил нашего государя. Теперь и нам достанется. Пусть бы лучше государь уехал, но уехал довольный, а теперь он придирчивый. Что нам делать? Вот сейчас скажем "подрезать должен", а государь ответит, что мы вынесли приговор сами себе, потому что все кричали дерзкие слова и преграждали путь конникам. А если скажем "не должен", государь может решить, что нам понравилось
