Книга Царь Димитрий. Загадки и тайны Смутного времени - Дмитрий Михайлович Абрамов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Яркий июньский день. Солнцем залито большое подворье замка, солнечные блики играют на флажках бревенчатых оборонительных башен замка, на флюгерах жилых построек. Дубовые ворота проездной башни замка растворены. Князь Адам и владыка Кирилл стоят в гостевой палате замка у большого окна, ведут беседу и внимательно наблюдают за Расстригой и княжной Анной Острожской, гуляющими в тени яблоневого сада, разбитого на заднем дворе между жилыми постройками и конюшней.
На Анне длинное – до пят, синее шёлковое платье с серебряной нитью и небольшим белым жабо. Православный наперстный крест с изумрудами, красуется на груди. Волосы девушки, заплетенные в косы, уложены и закреплены на затылке. Голову покрывает лёгкая сиреневая шаль. Анна строга и прекрасна. Тонкие черты благородного лица, прямой длинный нос, полнокровные уста, выразительные синие глаза – всё в ней привлекательно и неповторимо. Она явно умна, осведомлена о многом и ведёт с молодым человеком серьёзный разговор. Расстрига внимателен, предупредителен. На нём светлый кафтан, расшитый серебряными шнурами и позументами. На ногах – лёгкие кожаные сапожки. Перевязь у него перекинута через плечо, но левую руку он уже снял с перевязи.
– Сказывают, государь, что ты восемь месяцев в Сечи пребывал? – с любопытством спрашивает Анна на чистом русском языке.
– Правда сие есть, княжна, – отвечает, Расстрига, опуская глаза долу.
– Чем же там ты, государь, занят был?
– Ратные делы – сия забота была, княжна. Запорожцы войной на Валашского господаря Михая ходили. И аз с казаки и со товарищи свои в Валашскую землю хаживал, – кланяясь, отвечает Расстрига.
– Лихие те люди – низовские казаки? Про них всякие страсти сказывают. Де, жестокосердные, да окаянные суть, – толи с сомнением, толи с уверенностью молвит Анна и вопросительно смотрит на Расстригу.
– Всякого мочно на Сечи сретити середь казаков. Но знатной частью своею то суть хоробрые и сметливые людие, и ратное дело добре знают, – отвечает молодой человек.
– Како же тамо т величали табя, государь? О чём баял с запорожцы? – с интересом спрашивает девушка.
– Величали меня в Сечи середь казаков сыном шляхетским Дмитро Иваницким. А баял я с ими по-русски, но мову их разумел. Ежели и вели разговоры со мною, то выспрашивали про учёность мою, и какими языками владею, и где учился тому, – рассказывает Расстрига.
– Сказывают, государь, был ты хоробрым в боях, и де хвалят тя запорожцы? – спрашивает Анна и лукаво взглядывает на молодого человека.
– Всего и не упомню, княжна, многое случалось в походе том. Но казаки добром меня поминают, – краснея, отвечает Иваницкий, и вновь кланяется девушке.
Острожская улыбается, и внимательно глядит на молодого человека.
Между тем князь Адам и владыка Кирилл наблюдают за парой прогуливающихся и ведут разговор:
– Чаю, владыко, наш молодий хлопец по нраву княжне, – подмечает Вишневецкий.
– Прамодушен, откровэнен и вниматэлен еси. То по нраву деве сей, – с акцентом отмечает владыка.
– Мыслю, пийдошло время сватать хлопца за княжну Анну.
– Верно мыслиши, кнаже, – соглашается Кирилл.
* * *
Вечереет. В трапезной Брагинского замка горят свечи. Владыка Кирилл ведёт беседу с Иваницким.
– Яко же веруэ́ши, сынэ? – задаёт вопрос владыка.
Расстрига читает Православный символ веры.
– Аминь! – молвит Лукарис и добавляет, – Хощу пособеседовати с тобою.
– Слушаю, владыко, – говорит Расстрига.
Кирилл какое-то время расспрашивает молодого человека о том, как он понимает догмат латы́нства о непогрешимости римского папы. Расстрига отвечает, де понимает, что безгрешен только Сын Божий – Христос. Человек же рождённый от отца и матери грешен уже первородным грехом. И тут Лукарис вносит замечание касательно папы:
– А извэ́стно ли тебе, сынэ, что латы́няне глаголют, де безгрешен «апостолик» – папа только за кафедрой. Дословно на латыни де «не способен заблуждати ся» – «экс катедра инфаллибилитас»?
– Сие не слыхивал, владыко! Но хитро и велеречиво тот догмат измыслен и пастве донесён, – отвечает Расстрига.
– Потому будь ухищрен в диспутах и речах и с латы́няне. Коварны суть!
– А и придется ли мне беседовать с латы́нянами?
– Придётся, сынэ. Помяни свящэнническое слово мое. Ну а како разумеэши про «филиóкве»[50]?
– Сего, отче, богословски не разумею. Но верую, яко исхождение есть Духа Свята толико от Бога-Отца.
– Верно глаголеши. Но коли придёт время ответствовать латы́нянам про «филиóкве», отвечай, де ортодоксальным христьянам не престало почитать троебожие и потому – бесовское равноправие, что только середь нечистой силы и в аду явлено. А престало поклонятися и видети в триипостасном Творце своём монархию, единоначалие и иерархию. Ибо Бог-Отец – начало, глава и конец всему, а Бог-Сын и Дух Святый – две рýцы его единосущные и единомощные. И всё в этом мире Божием устроено по иерархии, – излагает владыка и творит крестное знамение.
Расстрига изумлён глубиной богословских познаний владыки Кирилла и в молчании осмысливает сказанное. Лукарис не спешит в беседе. Он внимательно наблюдает за молодым человеком и оглаживает усы и седую бороду.
Через несколько минут разговор возобновляется. Владыка переходит к теме о протестантах и рассказывает молодому человеку о Мартине Лютере, Жане Кальвине, Ульрихе Цвингли. Молодой человек, конечно, слышал эти имена, но знания его в этом вопросе поверхностны. Ему и доселе было известно, что все протестанты, отрицают верховную власть папы, коей он ранее владел над князьями, королями и даже самим римским кесарем, что они не признают церковную иерархию и монашество, упраздняют монастыри. Рассказ владыки увлёк Расстригу. Он задаёт вопросы Лукарису. Тот со вниманием отвечает. Удивление молодого человека вызывают анабаптисты. Те призывали к принятию крещения в сознательном возрасте, а потому порой «перекрещивались», т. е. крестились второй раз. Они открыто осуждали войну и ношение оружия, понимали Церковь как братство, живущее согласно принципу ученичества и следования за Христом. Итогом такого понимания явился отказ от государственной Церкви.
Владыка Кирилл тщательно и подробно излагает суть вероучений Лютера, Цвингли, Кальвина и вождей анабаптистов, подчёркивая, в чём разнятся их вероучительные догматы. А следом владыка переходит к самому важному – к отношению протестантских течений к Евхаристии[51]. По поводу учения о Евхаристии между Цвингли и Лютером произошёл ожесточённый спор. Главным образом спорили о том, как нужно понимать выражение «есть» в словах Спасителя: «Сие есть тело Мое, иже за вы, ломимое», «сие есть кровь Моя, иже за вы и многия изливаемая, во оставление грехов». Лютер