Книга Дезертирство в Красной армии в годы Гражданской войны (по материалам Северо-Запада России) - Константин Викторович Левшин

в зависимости от времени, территории, специализации издания. Его можно частично оправдать, он не просвещен, поэтому подвержен влиянию «нашептываний» сельской буржуазии, которая сама состоит из злостных дезертиров и укрывателей. Раз бегут и коммунисты, что уж говорить про крестьян, «у которых личный интерес, опасения за свою безопасность и благополучие семьи стоят выше классового сознания»[795]. Подобный подход был особенно свойственен периодам недель добровольной сдачи дезертиров. Конечно, не на всякого можно было повлиять таким способом – с закоренелыми преступниками разговор особый, другое дело – дезертиры по слабости воли. Таких можно вернуть, но их окостеневшую совесть нужно будить, тормошить, даже провоцировать. Встречались и лозунги иного характера, иного пафоса: «Скорее под ружье, чтоб вас история не обвинила в дезертирстве»[796]. Русская революция – действо всемирно-исторического значения, будет ли место в новом счастливом мире дезертиру? Каким он предстанет перед Судом Истории? Но еще не поздно исправиться, смыв позор прошлого.

Важно упомянуть о существовании обратной связи. В статье «Что пишут красноармейцы» автор, бывший до этого сотрудником редакции «Бедноты», писал, что изначально у читателей «чрезвычайно энергичный отклик вызвали репрессии и упреки по адресу дезертиров… в письмах в редакцию была жестокая брань по адресу и самой „Бедноты“ и советской власти, и партии коммунистов и т. д., всех, кто изобличает дезертиров». Автор попытался разобраться в психологии дезертира, дабы объяснить этот поток гневных писем, и вывел следующую схему: беглец попадал на родину, с трудом преодолев все опасности и ловушки властей, но «возвращение домой отравлено изобличением газет, воззваний, приказов». Ему стыдно, он осознал свое преступление, «но он ругается, чтобы отвести в письме смущенную душу, обмануть кого-то, но прежде всего самого себя». Письма начала 1920 г. позволили говорить о наступившем в дезертирской среде раскаянии[797]. Нужно учитывать, что данный материал помещен в газете, не предназначенной для широкого круга читателей.

Положение «О комиссиях по борьбе с дезертирством» устанавливало создание в местной прессе (губернской и уездной) разделов, где должны были помещаться «все случаи наказания» дезертиров, их семей, укрывателей, случаи преступного бездействия властей и все распоряжения по обеспечению семей красноармейцев[798]. Оглашение приговоров в прессе служило средством «воспитания революционного правосознания» красноармейцев и населения: они должны были на конкретных примерах увидеть, какие деяния советская власть оценивала как общественно опасные, какие наказания за этим следовали[799]. Для большинства просмотренных газет данное указание практической роли не сыграло. Несколько упорядочивалась эта деятельность в периоды «недель» и амнистий дезертиров, активных облавных мероприятий. Публикации наказаний носили случайный, а часто даже непродуманный (уж больно легкими наказаниями отделывались дезертиры) характер. Недовольство тем, что с дезертирами фронта «миндальничают», нередко встречалось на страницах прессы. Случаи освещения в печати расстрельных приговоров считались весьма действенным агитационным средством. ГКД в переписке с УКД часто запрашивали, ориентируясь на отчеты последних о привлечении к ответственности должностных лиц за укрывательство и попустительство дезертиров, был ли каждый отдельный случай «распубликован в местной прессе»[800].

Комдезертир было важно наладить контакт с органами печати для согласования своей работы. Это удавалось далеко не всегда, и многие рекомендации комиссий игнорировались. Во внутренней переписке комдезертир отмечалась крайняя пассивность прессы в освещении борьбы с дезертирством. Не раз председатели ГКД обращались в государственные и партийные органы с требованием оказать давление на губернскую прессу. Съезд председателей комдезертир Петроградского военного округа в марте 1920 г. констатировал, что «а) партийная и советская пресса в округе совершенно не затрагивает вопрос о борьбе с дезертирством и что [для] помещения объявлений и приказов Комдезертир сплошь и рядом приходится оказывать непосредственное давление на прессу; б) что в агитационной работе Военком, Исполком и Партком как общее явление совершенно не оказывает Комдезертир содействия, так что вся агитационная работа целиком возлагается на Комдезертир»[801]. В Петроградской губернии роль проводника идей ГКД и разоблачения дезертира в 1919 г. отчасти взяла на себя «Петроградская правда». Статьи на эту тему неоднократно размещались на первой полосе газеты, причем это были материалы не только узко пропагандистского характера. В частности, печатались беседы с председателем Петроградской ГКД П. М. Жуковым, членом комиссии, будущим председателем А. А. Холшевниковым. Неоднократно данное издание публиковало тексты выступлений Л. Д. Троцкого.

Проследим отражение вопроса дезертирства в органе ЦК РКП(б) газете «Правда», которая была ориентиром для местных изданий. Особое внимание в ней уделено теме партийной мобилизации и уклонению от нее. Дезертирство как таковое более или менее стабильно отмечалось на ее страницах лишь летом 1919 г., в момент максимального накала проблемы и чрезвычайного положения на фронтах. Нередко на страницах газет встречалась резкая критика самих основ борьбы с дезертирством. Краеугольный камень ее – помощь семьям красноармейцев – характеризовалась как налаженная «отвратительно», да и вся антидезертирская работа велась «слабо, вяло»[802]. Анонимный автор «Известий Наркомвоендел» «Т<оварищ> Волвоенрук» на основе личного опыта писал о комдезертир как о бездействующих и погрязших в бумажной волоките органах и предлагал сосредоточиться на работе по улучшению быта красноармейцев, помощи их семьям, внедрять собственную «тайную разведку» и применять наказание реже, но суровей[803]. Отводилось место публикации материалов в жанре раскаянья, иногда написанных крайне бестолково, возможно для подчеркивания их подлинности. Любопытна перепечатка заявления 34 дезертиров, которые, «разобравшись по газетным сведениям», прозрели и просили послать их на фронт, причем на всякий случай «под сильным конвоем»[804].

Как же лишить дезертира опоры в городе и в деревне с помощью силы печатного слова? Необходимо было противопоставить друг другу родню дезертиров и «честных красноармейцев», сделав проживание дезертира затруднительным, как и жизнь такой семьи. Действительно, в одном дворе преспокойно обитает дезертир: сам жив-здоров и хозяйство свое поддерживает, а в другом – мужчины на фронте и хозяйство в упадке – много ли нужно для озлобления? Наверняка находил отклик в сердцах родных красноармейца подобный призыв: «Увидя дезертира или услышав о нем, вспомните о своих родных на фронте, проливающих кровь, голодающих и умирающих, вспомните их и гоните вон дезертиров»[805].

Этот антагонизм подкреплялся в газетах и юридически: постоянно печатались разъяснения декретов, конкретные случаи конфискации имущества у семей дезертиров одновременно с указаниями благ, льгот, помощи семьям красноармейцев. Данная система была заложена еще при разработке основных декретов о помощи семьям красноармейцев и о мерах борьбы с дезертирством. В одном из протоколов заседания РВСР в декабре 1918 г. читаем: «3) На Ф. П. Бакланова и И. И. Межлаука возложить обязанность предоставить к воскресному заседанию через Э. М. Склянского Совету Обороны проект обеспечения семей красноармейцев так, чтобы в понедельник этот проект мог пройти через Совнарком и быть опубликованным вместе с