Книга Чёрная Карета - Эндрю Питерсон

не были приделаны. Он никогда не задумывался, где Клыки берут оружие. Кто-то, значит, должен был его мастерить. Но дети? Теперь понятно, почему Надзирателю позволялось ездить по городу после комендантского часа и почему в Дагтауне дети стали редкостью. Те, кого ещё не украли, наверняка весь день проводят взаперти, под бдительным оком родителей. Потом Джаннер вспомнил рисунок на стене у Рончи Мак-Хиггинса. У него тоже похитили ребёнка.

На очередном повороте Джаннер посмотрел направо и увидел чьи-то ясные глаза, похожие на круглые окошки, полные синего неба. Хотя черты лица, покрытого сажей, трудно было разобрать, при виде этих глаз в памяти Джаннера зашевелилось смутное воспоминание.

– Шевелись! – сказал Мобрик и пнул его в лодыжку.

Джаннер подавил желание повалить маленького горностранника на пол и как следует вздуть. Когда он вновь обернулся, голубые глаза уже исчезли.

Джаннер и Мобрик миновали ещё несколько поворотов и оказались у длинного стола, за которым стояла девочка в переднике, держа в руках огромные ржавые ножницы. На столе перед ней лежала заготовка, похожая на меч, только неправильной формы.

– Она обрезает сталь, видишь? – объяснил Мобрик. – Убирает лишнее. Машина по большей части справляется сама, но иногда случаются огрехи. Чтобы их исправить, нужен инструмент. – И он указал большим пальцем на девочку. Её лицо покрывали грязные потёки, волосы были собраны в пучок на затылке. Тяжело дыша, оскалив зубы от натуги, она сантиметр за сантиметром срезала металл. Хоть она и выглядела измождённой, как все дети на фабрике, работа двигалась. Когда Мобрик и Джаннер приблизились, девочка остановилась и выпрямилась, не говоря ни слова. Джаннер улыбнулся ей, и она тупо уставилась на него. – Нубис! Надзиратель говорит, что либо тебя переведут на угольные кучи, либо вызовут Чёрную Карету. Как, по-твоему, девчонка, ты справишься на угольной куче?

При упоминании Чёрной Кареты у девочки округлились глаза, и она вновь схватилась за ножницы.

– Поздно, девчонка. Либо угольные кучи, либо Карета. – Мобрик явно наслаждался.

У Джаннера всё кипело внутри. Он сжал кулаки и сделал глубокий вдох. Врезать Мобрику, схватить бедную девочку – и бежать… Потом здравый смысл загасил гнев. Куда бежать? Джаннер перехватил взгляд девочки, и та покачала головой.

– Не надо, – сказала она, глядя на Мобрика, но Джаннер понял, что эти слова обращены к нему. Она не хотела, чтобы он совершил какой-нибудь опрометчивый поступок.

– Что? – переспросил Мобрик.

– Не надо… не вызывайте Чёрную Карету. Я пойду на угольную кучу и буду работать быстрее. Просто… мои руки… – Она вытянула руки. Ладони были покрыты кровавыми мозолями.

– Рукавицы будут завтра, – ответил Мобрик, пожав плечами. – Жаль, что с тобой так скверно обходятся. Трудно работать, если руки стёрты до костей. Надзиратель должен лучше заботиться о своих инструментах.

– Она не инструмент, – перебил Джаннер, не в силах сдержаться.

– Не надо! – сказала девочка, на сей раз глядя на него.

Не обращая на неё внимания, Джаннер сжал кулак и ударил, метя Мобрику в лицо.

Но удар не достиг цели.

Из тёмных углов и из-под столов выскочили фигуры. Соскользнув по свисающим с потолка цепям, они бросились на Джаннера, повалили его на пол и стали пинать и бить чем попало. Джаннер свернулся в клубок, стиснул зубы и стал ждать, когда пытка прекратится. Перед глазами у него всё плыло, в спине и шее вспыхивала острая боль. Наконец удары прекратились.

Джаннер лежал на спине, глядя в потолок на цепи, качающиеся туда-сюда, как маятник. Нос и губы у него были в крови, зуб шатался, рёбра болели от каждого вдоха.

Над ним появилось чьё-то лицо. Джаннер ожидал вновь увидеть Надзирателя, обнажившего в улыбке жёлтые зубы, но это оказался какой-то мальчишка. Взгляд у него был злобный, физиономия грязная, губы искривлены усмешкой – он так походил на береговика, что Джаннер бы не удивился, увидев в одной руке у незнакомца кинжал, а в другой – кусок мяса. Но вместо кинжала мальчишка держал в руке обрывок цепи.

– Мы следим за вами, инструменты, – сказал он. – Поэтому делай что велено. Оставь мастера Мобрика в покое и берись за обрезку, понял?

– Я не инструмент, – возразил Джаннер.

Мальчишка размахнулся и хватил цепью по полу рядом с головой Джаннера. Полетели искры.

– Ты инструмент, – повторил мальчишка и указал на других подростков вокруг, глядящих на Джаннера с ненавистью. – Мы все здесь инструменты. Так что вставай и берись за работу.

Мобрик стоял за спинами ребят, скрестив руки на груди.

– Надзиратель сказал, что новый мальчишка должен работать до утра без отдыха.

Ребята усмехнулись.

– Пошли, Нубис, – сказал Мобрик девочке, и та зашагала за ним.

– Вставай, парень. Как тебя зовут?

Джаннер медленно поднялся, и все кости у него затрещали в знак протеста. Он вытер рукавом окровавленную губу:

– Меня зовут… Эсбен.

Мальчик с обрывком цепи шагнул вперёд, и они с Джаннером оказались нос к носу.

– Тебя зовут Инструмент. Запомни это. А меня, если хочешь знать, зовут Механик. Нас всех так зовут, – он махнул цепью, указав на остальных, которые постепенно исчезали среди теней. – Мы следим за машиной и за инструментами. Если будешь работать хорошо – может, однажды тоже станешь Механиком. Кормёжка лучше, койка лучше, шмотки с новеньких инструментов твои…

Джаннер не мигая смотрел на мальчика и чувствовал, что один глаз у него постепенно заплывает. Он предпочёл промолчать. Скоро он отсюда выберется, а этот… инструмент может обхаживать свою машину до конца жизни, если угодно.

39

Эсбен Флавогль, фабричный инструмент

Всю ночь Джаннер стоял за длинным столом и резал металл. Всякий раз, поднимая голову, он замечал фигуры, качающиеся на цепях под потолком, как пауки. Механики были повсюду – они надзирали за рабочими «инструментами».

Иногда на столе оказывалась настоящая вилка, напоминая Джаннеру, что он уже давно ничего не ел и не пил. От жары на фабрике из его тела словно испарилась вся влага, и язык стал сухим, как опавший лист.

Руки болели. Дома ему частенько приходилось орудовать граблями и лопатой, и он знал, что такое мозоли и волдыри. Не будь ладони покрыты сажей, мальчик бы увидел на них красные пятна, которые вскоре должны вздуться и наполниться жидкостью. Джаннер радовался, что Тинк избежал этой участи.

Когда веки начинали опускаться, он мотал головой и щипал себя, чтобы не заснуть. Пытаясь сомкнуть лезвия ножниц на упрямом металлическом заусенце, Джаннер вспоминал, как Ния ласкала и утешала его. Когда он обрабатывал рукоятку меча, он вспоминал гулкий голос Подо и растрёпанные волосы Оскара. Бросая готовые изделия в бочку – думал о загадочном спокойствии Лили и о