Книга Грех и шоколад - К. Ф. Брин

свободу, оно обладало своеобразным чувством юмора в отношении своей организации.

– Если вы последуете за мной…

Не поднимая глаз (и не опуская бровей), он повел рукой, указывая на дверь.

Стараясь не обращать внимания на кувыркания желудка, я задрала подбородок, расправила плечи – и шагнула в узкий стерильный коридор.

– Вы же, ребята, не прибегаете к шоковой терапии, верно? Не ввели ее в качестве специальной меры? – поинтересовалась я, посторонившись, пропуская лысого вперед.

– Вам не о чем беспокоиться, Алексис. У нас большой опыт в определении уровня силы людей вашего возраста. Это не займет много времени.

Считается ли ложью, если человек не знает, что лжет?

– Вот мы и пришли.

Он остановился перед открытой дверью с прибитой к ней большой деревянной буквой «Б».

Притворяясь, что я просто жажду сотрудничать, я вошла в кабинет и огляделась. Тут ждали три пустых кресла – придвинутые к трем стенам разного цвета, двери в которых отсутствовали. Одна стена была зеленая, другая красная, третья желтая. Я чувствовала себя так, словно меня вновь отправили в детский сад и вот-вот попросят вставить кубики разной формы в соответствующие отверстия. Кресло, которое я выберу, станет для них первым ключом к чему-то, связанному с моей личностью или сознанием – только вот я недостаточно образована, чтобы понять, каким образом.

В каждом углу стояло по оценочной машине с торчащими из них трубками и проводами. Все ручки и шкалы были подписаны и прокалиброваны, все экраны слепо чернели.

– Выбирайте любое кресло, какое на вас смотрит, – щедро предложил кобник Ямс.

Я уже прокручивала в уме считалочку, и повторила «Вышел месяц из тумана…» пять раз, чтобы они не поняли, что я делаю, организовывая – ну, как могу – чистую случайность. И села в красное кресло, уставившись на желтую стену. Никогда этот цвет мне не нравился.

– Отлично. Теперь прошу меня простить, сейчас зайдет медсестра, проведет некоторые предварительные проверки, а потом мы продолжим.

Кобник Ямс вышел из комнаты и закрыл за собой дверь – в белой, между прочим, стене. Наверное, отправился записывать мой выбор и время, которое потребовалось, чтобы этот выбор сделать.

Через секунду в комнате появилась краснолицая решительная медсестра с тугим пучком волос на макушке.

– Добрый день, мисс Прайс, – улыбалась она рассеянно, но голос был доброжелателен. Женщина нажала кнопку на аппарате рядом со мной, и тот с жужжанием ожил. Я не стала говорить ей, что машинка не сработает. Она бы просто приняла меня за идиотку. – Ну-ка посмотрим, что у нас тут.

Она протянула руку, и я отдала ей планшет.

– Вы уже проходили тестирование трижды, верно? – спросила она.

– Да.

– И каждый раз результат был иным?

– Да. Хотя третий приблизительно походил на первый.

– Да, верно. – Она провела пальцем по странице, потом перегнула ее вдоль пополам – и принялась просматривать следующую. – Вы видите тех, кто не совершил перехода в загробный мир?

– Да. Одна такая как раз сидела в офисе приемной.

Надо отдать ей честь, она даже не моргнула.

– Испытывали ли вы когда-либо колебания силы?

– Нет.

Так я и ответила в анкете.

– Есть ли причины подозревать, что ваши силы выросли или так или иначе изменились?

– Нет.

И так тоже.

– Можете ли вы призывать людей от Черты?

– Любой, кто был близок духу, способен призвать его от Черты. Или ты спрашиваешь, могу ли я вызвать духа из-за Черты?

Глаза ее вспыхнули:

– А вы можете вызывать духов из-за Черты?

Слово она интонировала слабо, но все же заметно.

Ну вот, марафон раздражения начинается – сперва она, потом пойдут и другие сотруднички.

– Да, могу, – ответила я.

– И в процессе того же сеанса отослать их обратно?

– Да. Господи, надеюсь, люди не вызывают духов, если у них не хватает сил сразу отправить их обратно. Это было бы дерьмово.

Ее строгий взгляд предупреждал о том, что мне не следует высказывать свое мнение или говорить вне очереди. Однако данное предупреждение я планировала игнорировать. Не они контролируют тут ситуацию. И не они тут главные. Им необходимо мое сотрудничество, чтобы получить то, что им нужно, а сотрудничать с ними я не собираюсь. Сидя в этом кресле, я, можно сказать, развлекаюсь, ожидая, когда они исчерпают свои усилия.

– Сколько часов в день вы в состоянии видеть духов? В процентах? – вернулась она к теме.

– Интересно, зачем я вообще утруждалась, заполняя эту анкету? Все часы бодрствования. Сто процентов.

Ее глаза оторвались от бумаг, но прочитать в этих глазах что-либо я не сумела. Она смотрела на меня всего мгновение, но мне вдруг подумалось, не считает ли она, что я вру.

Но какого черта человеку врать о чем-то подобном? Это не то, чем можно хвалиться. Даже, я бы сказала, совсем наоборот.

– А сна?

– Снами управляет разум. А у духов нет доступа к разуму. – Она не продолжила расспросы, поэтому я упростила ответ: – Нет.

– Вам не снятся духи?

– Мне снятся люди, которые, возможно, и умерли, и мне снятся живые, но я управляю своими снами. Они – марионетки на ниточках моего подсознания, или сознания, – если я устанавливаю контроль над сном.

Она снова уставилась на меня. Глаза ее оставались непроницаемыми.

– Вы способны контролировать мир своих снов?

– Ну, не как Обходчик Грез. На это способен каждый, маг он или нет. Это называется осознанным сновидением. Ты контролируешь свой сон, физически не находясь в нем. Ты как бы… спишь, бодрствуя. – Я положила ногу на ногу. – Сдается мне, ты должна знать, о чем я толкую. Ведь тому, что ты делаешь, учат в школах, верно?

Взгляд женщины стал суровым, и легкий зуд у основания позвоночника подсказал мне, что с ней лучше не связываться.

Хотя в прошлом я редко прислушивалась к своим внутренним ощущениям – так зачем мне это сейчас?

– Духи, которых вы видите – насколько они устоявшиеся?

– Не знаю точно, что это значит, как я и указала в анкете. В смысле – как близко они к Черте?

– Насколько стабильна форма этих духов?

– О. Они абсолютно стабильны. На вид совсем как ты.

Глаза ее сделались как кулаки Чака Норриса:

– Каждый дух, которого вы видите, столь же плотен, как живой человек?

– Да.

– Как же вы отличаете одного от другого?

– Ну, просто отличаю. Чувствую, полагаю. Иногда есть такое мягкое внутреннее свечение, иногда – мягкое внешнее, но в большинстве случаев… просто знаю. Никогда по-настоящему не задумывалась. Никто не учил меня это делать, я просто… делаю.

Кажется, я не произвела на нее впечатления. Мысленно она наверняка говорила сейчас