Книга Ущелье - Маргарита Епатко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Кто ты? – в вечерних сумерках Мустафе показалось, что от незнакомца веет могильным холодом. Но он отогнал дурные мысли. В горах к вечеру всегда прохладно.
– Я тот, чье имя не принято говорить вслух, – глаза гостя сверкнули отраженным огнем костра, – и мое предложение в силе.
– Убирайся шайтан, – закричал паша, подскакивая. Он выхватил из-за пояса кинжал.
– Что случилось, господин? – слуга, отвернувшийся, чтобы налить очередную порцию чая, обеспокоено смотрел на разъяренного хозяина.
Паша стоял у костра, озираясь. Тот, кого он назвал шайтаном, бесследно растворился в ночи.
С утра турки пошли в атаку. Закаленные воины, измотанные походом и непрекращающейся битвой, хмурясь пробирались по ущелью, опасаясь очередной ловушки. И она не заставила себя долго ждать. Начался камнепад, организованный защитниками ущелья. Кто не успел отскочить, стонал под завалами. Потом на них обрушился град пуль. Рассредоточенные по ущелью черкесы прятались на горных уступах, в небольших пещерах, в кронах, нависающих над водой деревьев. Бороться с ними было все равно, что гоняться за привидениями.
Турки упорно двигались вперед. Но за каждого убитого врага платили тройную цену. Войско паши стремительно уменьшалось. Сопротивление горцев по мере продвижения к центру ущелья только увеличивалось. Чтобы уменьшить потери, турки тоже рассыпались по расщелине. Кто-то пробирался рядом с ревущим потоком. Кто-то по узкой тропинке в скалах.
Мустафа-паша с небольшой группой солдат оказался атакован черкесами, спустившимися на веревках по отвесному склону. Турки отбивались ятаганами от черкесских клинков. Но силы были не равны. Группа паши оказалась заперта в пещере. Все попытки вырваться оттуда пресекались теперь уже не ударами шашек, а меткими выстрелами.
Мустафа-Ага смотрел на истекающих кровью воинов и понимал – это конец.
– Зря отказался от сделки, дорогой, – послышался сзади знакомый голос.
Не веря своим ушам, паша обернулся. Синеглазый мужчина, небрежно привалившись к стене пещеры, поигрывал ножом странной формы.
– Кто ты? – спросил он, прицеливаясь в грудь незнакомца.
– Глупо тратить время на разговоры, – сказал мужчина. – Ты проиграл бой, но я могу все изменить.
– Так сделай это, – в отчаянии Мустафа был готов не все.
– Обязательно, – пообещал незнакомец, уходя в мокрую от капель воды стену пещеры.
– Шайтан, обманщик, – выругался паша и повернулся к выходу, который из последних сил обороняли турки. Случайная пуля пробила его грудь точно слева, заставив непреклонного воина сначала опуститься на колени, а потом беспомощно упасть лицом вниз.
Черкесы, похоронив погибших, устроили то ли праздник, то ли поминальную тризну. Бей вспоминал ушедших воинов и славил их победу над турками. Они сидели на большой поляне перед ущельем. Большая добыча, оставшаяся от разбитого турецкого войска, была честно поделена на всех. После пира князь отправился в шатер, еще недавно принадлежавший паше. Племянник бея заварил густой напиток в трофейном чайнике и вылил янтарную жидкость в золоченую пиалу.
– Туман пошел, – сказал он, с поклоном отдавая напиток дяде. – Не нравится мне здесь. Надо уходить домой.
– Ты впечатлителен как девица, – усмехнулся бей.
– Я не трус, – выпрямился гордый юноша.
– Я не о том, – бей покачал головой. – Не обращай внимания на туман. Это горы.
Он хотел сказать что-то еще, но кто-то властной рукой откинул полог палатки. У входа стоял Мустафа-паша с развороченной пулей грудью. Усмехаясь, он легко отшвырнул, бросившегося наперерез племянника бея и с окровавленным ятаганом двинулся к пораженному князю.
В лагере шла неравная битва. И в ней у горцев не было шанса победить. Погибшие турки с отрубленными руками, свернутыми от камнепада шеями, мокрые от упокоившей их горной реки, ввалились в лагерь, бряцая оружием. Черкесы бились насмерть. И она не заставила себя долго ждать. Лишь несколько человек чудом спаслись из проклятого места.
Старик замолчал, глядя незрячими глазами в пустоту.
– Красивая история, отец, – нарушил молчание Никола. – Но мы пришли не за этим.
– Я племянник бея, – словно не слыша его, сказал дед. – Удар паши пришелся мне в висок. Я выжил, но с тех пор вижу лишь сердцем. аша смотрел на истекающих кролвью. лись теперь уже не сабельными ударами, агоных опасаясь очередной ловушки. вной болью.
Старец нашарил рукой, лежащий рядом полотняной мешочек, и высыпал в ладонь горсть камушков правильной округлой формы. Черные, белые, серые, зеленоватые, они стучали твердыми боками, норовя выскочить из старческих рук. Но отличались камни не только цветом. На каждом был выбит символ. Отшельник ловко подкинул камешки в руке. Они взлетели почти под крышу и упали вниз, зарываясь в густую золу очага. Только четыре осталось на поверхности. Старик нащупал их и провел пальцами по выбитым узорам.
– Двое надвое, – сказал он. – Двое из вас останутся, двое продолжат. Кто останется – навсегда загинет.
– При всем уважении к твоим годам, милейший, – сказал Никола, – ты нас не пугай. Мы на службе. Говорят, ты дорогу до места назначения знаешь?
– Знаю, – нахмурился старик. Он был недоволен тем, что его прервали. – Пойдете между горами по долине два часа на лошадках спокойным шагом. Потом к реке выйдете. По ее берегу направо еще час. Пока не увидите высокую гору пополам рассеченную. Из нее та река проистекает. Не доходя до ущелья, переходите реку и вверх по горе. На вершине ее храм давно порушенный. На поляне перед ним три валуна, как три брата стоят. Место там недоброе заговоренное. Коли дойдете туда – радоваться не торопитесь. Морок там гуляет. Людей заводит. У валунов ищите ступени. Они в храм ведут. Но вам туда не надо. Лицом к валунам станьте. По левую руку от вас в десяти шагах будет лежать расколотая плита. В нее меч вонзите.
Старик замолчал. Потеребил бороду.
– Исмаил, – поманил он парня до сих пор тихонько стоящего у входа.
Исмаил подошел и наклонился над старцем.
– Доведешь их до реки, – зашептал по-черкесски старик. – Потом уходи обратно.
Исмаил приложил руку к сердцу и, ничего не говоря, вышел из хижины.
– И вы идите, – отмахнулся от казаков старик. – Я уже все сказал.
Писарь оказался последним у выхода. Плечо сжала костлявая рука. Рядом с ним глядя немигающим взглядом в стену, стоял старик.
– Не знаешь, с кем играешь, – прошептал он. – Смотри, сам себя не перехитри, – он разжал пальцы, отпуская плечо Антипа.
– Что он сказал? – Никола щурился на солнце, после сумрака хижины.
– Ерунду, – отмахнулся писарь.
– А что по поводу дороги думаешь?
– И с картой, и с письмом совпадает, – наклонившись ближе к Николе, произнес писарь.