Книга Хищная птица-любовь - Инна Бачинская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Федя, ты сказал, что у тебя две версии насчет жемчужины, как она попала к этой Кусковой, – напомнил Савелий. – Какие?
– Элементарно, Савелий. С твоим литературным опытом сообразить проще пареной репы. Всего две версии. Терциум нон датур. Или-или.
– Думаешь, Кусков подбросил? – сообразил Савелий после продолжительной паузы. – Тогда это значит, что девушку из кинотеатра, Елену Антошко… тоже он? Но он же любил ее! И алиби…
– Любил. Всяк, кто любил, любимых убивал… Помнишь, откуда? – Савелий кивнул. – Если принять, что убийца Кусков, становится понятно, почему он пытался убить подругу Елены Антошко – она заподозрила, что он убийца. Гипотетически, разумеется. Я ни на чем не настаиваю.
– Заподозрила? Как?
– Допустим, узнала на видеозаписи. Нам не сказала, а ему сообщила.
– Ты хочешь сказать, что она его шантажировала? Но у него же алиби!
– Алиби – штука такая, Савелий… На месте капитана, я бы еще раз проверил и алиби, и окна его кабинета, и запасной выход. И видеозапись надо бы еще раз прокрутить всем сотрудникам. Поискать, кому выгодно убийство подруги Антошко, самоубийство супруги… в припадке раскаяния, и кто мог засунуть ей за обшлаг жемчужину. Следов, как от слона в посудной лавке. Проверишь, капитан? А за Кусковой надо бы присмотреть… на случай повторной попытки суицида, так сказать. Раз уж ей повезло выжить.
– Сами не дураки, обойдемся без вашей мутной философии. Около Кусковой дежурит наш сотрудник и… точка. За Кулик присмотрит Штерн, мы уже договорились. Хватит, давайте тост! Савелий! Твоя очередь.
– За Магистерское озеро! Помните, мы собирались в январе…
– Молоток, Савелий, классный тост! Погнали!
И они выпили…
Снег прекратился, но небо было темно-серым, что говорило лишь о передышке. Синоптики обещали бураны; зима, похоже, разошлась не на шутку.
На похороны Полины Шелест капитан Астахов делегировал Федора Алексеева – сказал, что разрывается и – ну никак! – и призвал все хорошенько рассмотреть, постараться высмотреть психа и доложиться. Выразил сомнение в присутствии Котляра – тот, похоже, совсем расклеился, каждое новое письмо забивает гвоздь в крышку его гроба. Потек мужик, сказал капитан, жидковат оказался герой-любовник. Трясется от страха. Заодно поддержишь свою балерину – она придет, потому как покрепче будет. Правда, капитан выразился про балерину иначе, но мы приводить его словес здесь не будем.
Капитан оказался прав – Денис Котляр на похоронах Полины Шелест не появился. Молодежный был почти в полном составе: разношерстная разноцветная гомонящая толпа.
Они стояли кучкой, все вместе: Глеб Никоненко, Мария Ромеро и Федор Алексеев. Глеб – мрачный, тяжеловесный, с красным замерзшим лицом, без головного убора; прячущая нос в воротник белой шубки Мария держала его под руку; Федор рассматривал синеватое лицо женщины в гробу и думал, что она, вероятно, изменилась после смерти. Он никогда раньше ее не видел, возможно, когда-то на сцене, но не запомнил. На голове Полины был венок из белых мелких цветков, в сложенных руках торчала погасшая желтая свеча.
К ним подошел Виталий Вербицкий. Обнял Глеба, похлопал по спине Федора, расцеловал Марию. За ним потянулось актерское братство – было видно, что в театре Глеба любят. Пожатия рук, сдержанные объятия, негромкие слова сочувствия. Все с любопытством пялились на Марию, дамы шушукались.
Надрывные звуки траурного марша таяли в воздухе. В роще неподалеку каркали потревоженные вороны. Горько пахла мокрая земля. Снова повалил снег, и прощальная церемония слегка скомкалась. Успел выступить один лишь Вербицкий. Он сказал, что сегодня, в этот пасмурный черный день они провожают члена их актерского цеха, замечательного человека и прекрасную актрису Полину Шелест, нашу Поль… «Земля тебе пухом, девочка, мы тебя не забудем!» – сказал режиссер, и женщины прослезились.
Все в молчании смотрели на двух здоровенных мужиков, бросавших землю пополам со снегом в открытую яму. Женщины бросили туда по белому цветку: кто розу, кто гвоздику, кто лилию. Тишина нарушалась лишь стуком падающих комков земли…
…А снег все валил. Расходились поспешно; у могильного холмика, покрытого снегом, остались трое: Глеб, Мария и Федор. Потом Мария тронула Федора за руку и кивнула: пошли, мол. Глеб остался один…
К разочарованию капитана Астахова, ничего подозрительного на кладбище и потом на поминках в «Белой сове» Федор не заметил. Никого, напоминавшего тайного поклонника Поль, на кладбище не было, тем более в ресторане. Или Федор его попросту не заметил…
Очередное письмо с угрозами пришло на следующий день. А на следующий после следующего еще одно, и еще. Тот же текст, единственная разница – письма стали приходить по почте. Потенциальный убийца уже не рисковал бросать их в почтовый ящик самолично. Денис Котляр почти не выходил из дома; Глеб Никоненко, не вскрывая, через дежурного передавал письма капитану Астахову. Это переставало быть забавным. Самое неприятное – текст не менялся, что, как объяснил Федор, говорило о зацикленности этого типа: он не собирался отказываться от намерения пугать дальше и намерен продолжать до… чего? Победного конца? Котляр пребывал в состоянии истерики; Никоненко, похоже, не обращал внимания.
Взволнованный Петр Зосимов, Жабик, показал, что, да, было дело, «вел» психа до частного сектора Кавказ, что у реки, до улицы, что выходит прямо на речной порт. Зачем? Ну… Тут он замялся и не сразу признался, что типа ухлестывал за Поль, считал, что как коллега имеет право, а та скотина не имеет, и надо ее… то есть скотину шугануть как следует. Неосторожно подошел совсем близко, тот его заметил и… Жабик вздохнул. Одним словом, пришлось «рвать когти». Он собирался вычислить его, даже подговорил ребят из театра пойти поспрашивать жителей…
Кстати, никаких кавказцев там не проживает, и бог весть почему поселок называется Кавказ. Они собирались, но потом все как-то само собой рассосалось. Какой из себя? Крупный, ходит вразвалку, сутулится, здоровая голова… в смысле большая. Ляля Бо сказала, наоборот, небольшой из себя… Да у нее память, как у золотой рыбки, фыркнул Жабик. Она себя не помнит! Особенно после шампуня… в смысле шампанского. Запах? Туалетная вода, причем из хороших. Вряд ли живет там, скорее уж, снимал или останавливался у родственников. Или вообще шел в гости, или гулял по набережной. В дубленке и вязаной шапочке. Дубленка дорогая, шикарный шарф. Дело тоже было зимой, видимо, он в это время активизируется. Лет пять назад. Точно, пять! Потому что Поль в скором времени ушла, чего-то они с Виталей не поделили, он у нас ходок, а она… «Ладно, не мое это дело!» – одернул себя Жабик. Какой голос? Да он молчал, только зубы скалил, развернулся и пошел на меня как бизон, я даже подумал, если псих, то может укусить. Резинку жевал мятную, так и шибануло. Ну я и рванул! Нос, помню, большой. Узнал бы при встрече? Жабик задумался; с сомнением покачал головой:
