Книга Лебедь Белая - Олег Велесов

Гореслав поднялся, сказал тётке Бабуре собираться. Время за полночь ушло, небо заматовело, звёздочки одна за другой взялись таять, стало быть, зорька не за горами. Торопиться следует, а нам ещё из города выбираться. Поганко подхватил узелок, Бабура Жилятовна повесила на плечо суму из рогожи – готовы.

Выбирались из усадьбы тем же порядком, что и пришли, только впереди меня шёл Поганко. Ворота миновали удачно, старый гридь головы не поднял и ухом не повёл. Отроки по-прежнему спали, но время придёт и они проснуться. Вспомнят меня, вспомнят, что не по собственной воле на землю-матушку увалились, сопоставят всё между собой и сделают вывод. И до князя обязательно донесут.

Я вздохнула горько, а дядька Малюта сказал, почёсывая бороду:

– Ну вот, теперь за нами не только ромей, но и Благояр охоту устроит.

18

Я негодую! У-у-у-у… Княгиня выздоровела, Милослава сбежала, Бабура, ведьма старая, как сквозь землю провалилась. Раньше князь Благояр чихнуть не успевал, я ему здоровья желал, а теперь не знаю, что он на завтрак ест. Придётся новый план составлять, собирать новую команду и вбивать – вбивать клин раздора между славянами! А время-то течёт – утекает время-то. Из Константинополя торопят, требуют результат. У них арабы на границе бунтуют, хазары пакостят, а если ко всему прочему северяне с полянами объединятся, да радимичи к ним примкнут, да вятичи – вообще беда. И этот мошенник Боян куда-то запропастился.

А ещё Гореслав, Малюта. В геенне огненной им место! Я думал, договорюсь, денег дам вдвое против прежнего, они мне девку на блюдечке, и пойдёт жизнь по стезе наезженной: любовь, морковь, Благояром займусь вплотную. Если через княгиню достать не удалось, ущипну за другое место. Но снова всё наперекосяк! Хорошо ещё этот сухощавый успел сообщить, куда они Милославу повели, а то поди догадайся, в какой стороне их искать.

Ох, как я скучаю по горлице моей. Истосковался. Как только вырву её из пут разбойничьих, непременно плёточкой отстегаю – не сильно, но так, чтоб больше и мысли не возникло от меня бегать. И Бояна… Бояна надо расспросить о делах наших. Трудно мне без его советов. Мудрый человек, хоть и славянин. Это он посоветовал мне на Сож съездить. Езжай, говорит, отдохни от трудов праведных, полюбуйся на красоты наши, да возьми, говорит, хрусталь да фарфор, вдруг пригодятся. Пригодились. Но оказалось, что одной посудой сердце гордой славянки не завоевать. Вот тогда Боян и подсказал Гореслава нанять, и яд дал. Тупица… Тупица я. Как чувствовал, что не надо его травить. Всё от жадности! Привёл бы он мне девку, не спасла бы она княгиню, басилевс был бы доволен, Киев и Голунь разрушены, а я на Самосе вино пью.

Мечты, мечты… Я встал, вышел в вестибюль, или как тут у них – сени. На лавочке дожидались аудиенции Своерад и главарь наёмников угр Бернат. Рожа у него вечно злая, недовольная. Эти угры ничуть не лучше славян, такие же варвары и безбожники. Придёт время, ими тоже займёмся.

– О, друзья мои, вы уже здесь, – расплылся я в улыбке. Варварам всегда надо улыбаться, они весьма тонко реагируют на мимику. Недоулыбнёшься – и могут обидеться, а обиженный варвар хуже некормленой собаки.

Своерад почтительно поднялся, угр наоборот вытянул ноги, зевнул. Это он неуважение своё ко мне демонстрирует, дескать, я сильнее тебя. Разумеется, кто бы спорил. Но ешь ты из моих рук, и приказы тоже мои исполняешь, а думать можешь что угодно.

– Готовь людей, радость моя Бернатушка, скоро выступаем, – сообщил я угру и повернулся к купцу. – А ты, любезный Своерадушка, готовь лодью свою к скорому походу. Да закупи припасов необходимых. Поход наш долго не продлится, но воины мои должны быть сыты и довольны.

Угр перестал зевать, блеснул глазами. Соскучился по делу, по крови, задрожал от нетерпения. Встал, потряс пальцем:

– Хорощ, хорощ!

Я закивал в ответ:

– Да, да, хорощ. Ступай, друг мой, готовься к бою.

Не успел я выпроводить слуг, прибежал взволнованный Павлиний и от порога зашипел по-змеиному:

– Господин… Плохая новость, господин…

Я едва не вскликнул: ещё одна? Куда уж больше! Плохие новости на меня сегодня сыплются не останавливаясь. Чем я так бога прогневил?

– Ну, говори. Чего застыл?

– Господин, вас князь Благояр к себе немедля вызывают.

– Князь?

– Ага.

– А настроение у него какое?

– Не знаю. Отрок прибегал, морда красная, дыхание сбивчивое. Сказал только, чтоб немедля, а больше ничего не сказал.

– Красная, говоришь?

– Ага.

– Вот ведь…

Вот ведь незадача. Бабура! Где же ты, Бабура! Боян! Все меня бросили. Может сбежать? У кого совета спрашивать? Если князь прознал о том, что это я отраву княгине дал, кол в задницу мне раем покажется. Не тот человек Благояр Вышезарович, который худые замыслы против него просто так с рук спустит. А если не прознал? Если в шахматы поиграть зовёт? Проиграю ему как обычно пару партий, подлизнусь, другом лучшим стану, а под это дело свалю отравление жёнушки его любимой, княгинюшки нашей распрекрасной на полян. Пускай меж собой повоюют. Пока разберутся, пока поймут, а может и не поймут. Ох, что же делать?

– Что же делать, господин?

Павлиний таращил на меня испуганные глаза, и я загадал: если не моргнёт, пока я считаю до трёх, значит, всё будет хорошо и мы, в смысле я, добьёмся своей цели. Враги наши падут, а меня наградят. А моргнёт… Раз, два, три…

– Что делать, что делать, – передразнил я его блеющий голосок. – Зови Руфуса. К князю пойдём.

В княжеской усадьбе царил переполох. Лет пять назад у нас в Константинополе такой же был. Любимая наложница предыдущего императора потеряла во дворе серёжку. Шуму было! Наложница в рёв, кричит, вены себе вскрою, если не найдёте. Весь город перерыли, три десятка воров четвертовали да три десятка на костёр отправили. Собрались войну хазарам объявлять, ибо евнуху одному привиделось, что серёжку ту хазарский посланник украл. Посланника в котле сварили, а евнуха – что с него взять? – повесили под окнами императора. Но это не помогло. В конце концов, отыскали ювелира, который сделал похожую серёжку, и все успокоились. Перед хазарами извинились, войска в казармы вернули. Через год серёжку нашли. У неё замочек сломался, она слетела и под горшок с пальмой закатилась. А посланника жаль, хороший был человек, тоже в шахматы играть любил.

Я ухватил пробегавшего мимо дружинника за подол рубахи.

– Досточтимый, что у вас случилось?

– А-а-а… – тот махнул рукой и побежал дальше. Похоже, что-то серьёзнее пропажи ювелирных изделий.

Возле крыльца перетаптывался княжеский воевода Перемышль Военежич. Как говорят славяне, лица на нём не было. Морда красная, как у отроков, а взгляд расстроенный. Я сначала не хотел к нему подходить. Перемышль Военежич самый близкий к князю человек, если не считать княгиню и Бабуру. Он захочет, и я наравне с отроками по двору бегать буду. Но потом сопоставил крестик с ноликом и понял, что миновать сего мужа не получится.