Книга Бой бес правил - Антон Мякшин

Приземлился я в подвале. Вам случалось приземляться в подвале? Приземляются, как правило, на аэродромах, картофельных полях или — на худой конец — в открытом море; в общем, в таких местах, где подразумевается бескрайний небесный простор. Небесный простор — просто необходимая штука для полетов и, как следствие, приземлений. Это вам любой авиатор скажет. В моем же случае небеса никакой роли не играли, поскольку летел я по вертикальному узкому тоннелю, летел вверх, слыша, как подземный ветер свистит в ушах и земля с чмоканьем смыкается за мной, летел в кромешной, какой-то даже космической темноте все быстрее и быстрее, пока не выскочил на поверхность, как гриб. Отряхнулся, осмотрелся и тогда-то понял, что впервые, кажется, в своей жизни приземлился в самом настоящем подвале. Наручные часы показывали ровно тысячу девятьсот девятнадцатый год. Я кивнул сам себе — прибыл точно по графику.

Итак, подвал. Хороший, просторный. Ну не настолько, скажем, чтобы в баскетбол играть. В баскетбол тут, конечно, не поиграешь, разве что в настольный.

Довольно светло… Вдоль добротных кирпичных стен старинные ртутные зеркала, и перед каждым зажженные свечи. Черные, естественно. На полу тщательно выписанная пентаграмма, в центре которой еще слегка дымятся пронизанные красными прожилками угольки. Только вот клиента, по чьему вызову я прилетел, что-то не наблюдается. Не мог подождать, что ли? Что это, на самом деле, за неуважение к оперативному сотруднику? Ко мне то есть?..

Вихри Преисподней! Как же я забыл — клиент на этот раз у меня непростой, клиент элитный. Клиент разряда VIP, и поэтому все, что бы он ни сделал, правильно и хорошо. Не встретил — так ничего особенного, побегаю поищу. Найду — возмущаться не буду, напротив, вежливо осведомлюсь: зачем, собственно, я ему понадобился. Осведомившись, задание выполню с исключительным старанием; а выполнив, поблагодарю за сотрудничество и доверие к нашей фирме. Поинтересуюсь: «Еще чего-нибудь не изволите-с?» — и только потом откланяюсь. Да. Я на этот счет соответствующие инструкции от непосредственного начальства получил. И еще частное примечание: мол, от результатов этой поездки ваша, Адольф (меня, кстати, Адольфом зовут) дальнейшая карьера зависит целиком и полностью. Причем сказано это было таким тоном, что я сразу понял: ежели облажаюсь, не миновать мне полновесного строжайшего выговора по служебной линии с занесением в личное дело плюс гауптвахта включительно. Какая уж в таком случае дальнейшая карьера…

Ну если клиент very important person, так и предстать я перед ним должен подобающим образом. Из заднего кармана джинсов я извлек расческу, перед одним из зеркал остановился и, сняв бейсболку, попытался привести в порядок шевелюру. Как и обычно, добился лишь того, что в первую же секунду обломал зубья расчески о левый рог — он у меня почему-то длиннее правого, — а рыжие лохмы мои как торчали, так и остались торчать в разные стороны. «Ладно, хотя бы попытался», — подумал я, возвращая бейсболку на законное ее место, то есть козырьком назад.

Из подвала был один выход, я толкнул массивную металлическую дверь. За ней тянулся узкий коридор, освещенный смоляными бронзовыми светильниками, искусно выполненными в виде козлиных черепов.

Я двинул вперед по коридору. Под ногами сновали крупные крысы. Присмотревшись, я заметил: крысы передвигаются на задних лапках, а передними балансируют, как канатоходцы. Вероятно, они способны были и членораздельно изъясняться, но на крысиных мордочках ясно читалась такая целеустремленность, что я не решился спросить, где же мне искать их хозяина.

Коридор оказался сквозным. То и дело он неожиданно расширялся, превращаясь в небольшие комнатки, уставленные приборами явно алхимической конфигурации. Приборы густо покрывала сыроватая подвальная пыль, кое-какие склянки уже успели потрескаться и потемнеть… А вот дошагав до следующей комнаты, я остановился, споткнувшись от удивления. Среди старинного хлама, давно пришедшего в окончательную негодность, моим глазам предстал золото-перегонный тигель Мебиуса на трехногой подставке. Как известно, секрет изготовления благородного металла был утерян давным-давно еще самим Мебиусом, под конец жизни впавшим в маразм и варившим в тигле карамель на продажу, поскольку пособия по инвалидности алхимикам не полагалось. А между тем в двух шагах от меня исправно функционирующий тигель по тонкой, прозрачной трубочке подавал в бронзовую чашу вязкие желто-золотые струйки.

— Не велено смотреть! — услышал я и шарахнулся от невесть откуда появившегося голема. Очень похожий на выбритого медведя, толем, отчаянно скрипя глиняными суставами, ссыпал в тигель свинцовые чушки и застыл, загородив дорогу, глядя на меня подозрительно и враждебно.

— Ну? — спросил я, помня о том, что с големами следует разговаривать исключительно в приказном тоне. — Таращиться будем или чего еще? Дай пройти!

Правое ухо у него болталось на проволочке, а левое отсутствовало вовсе. Кроме того, на животе зияла преизрядная дыра (прекрасно просматривался проволочный каркас), а одна из лапищ изуродована была трещиной.

— А ну дай дорогу! — рявкнул я.

Голем вздрогнул так, что у него отвалилось и второе ухо. Накренился в сторону.' локтем своротив на пол бесценный алхимический аппарат. Золото зашипело, остывая на каменных плитах. Адово пекло! Я прошмыгнул мимо и пошел дальше не оглядываясь. Это не я виноват, а голем. Дикий он какой-то, невоспитанный. Наверное, хозяин в последнее время редко заглядывает в свой подвал. Надо же так хозяйство запустить…

Чем дальше я шел, тем больше признаков разлада имел возможность наблюдать. А ведь действительно — разлад и разруха… Бронзовые светильники горели через один. Летучие мыши, во всех приличных колдовских подземельях исполнявшие обязанности присматривающих за освещением, бестолково порхали под потолком целыми компаниями. Охранный василиск с выбитым глазом отдавил мне копыто. Косматый домовой, показавшийся из-за угла, вместо того чтобы, как полагается, земно мне поклониться, как-то невнимательно кивнул, сунул руки в карманы и отбыл по своим делам, пыхтя грубой папиросиной. Водяной-водопроводчик в замызганных портках валялся прямо на полу, перегородив проход, и, кажется, спал, обняв обеими руками огромный вантуз. Через водяного я перешагнул, даже не задев, но он вдруг закопошился, приоткрыл зеленые глазищи, лениво дрыгнул ногой — очевидно, попытался лягнуть — и прохрипел, выпустив из пасти облако чудовищного сивушного перегара, что-то вроде: «Ходят тут всякие…»

Этого уж я не стерпел. Подняв за шиворот вяло затрепыхавшегося водяного, я хотел было втолковать ему значение слова «субординация», но тут же получил вантузом между рогов. Пока, потирая лоб, соображал, как такое могло случиться и что же это все, в конце концов, значит, паскудный водопроводчик выскользнул из моей руки, упав на четвереньки, ловко уполз и где-то спрятался.

Мне осталось только погрозить кулаком полутемному коридору и дать обещание пожаловаться господину.