Книга Найденыш с погибшей «Цинтии» - Жюль Верн

Единственной целью искушенного газетчика, скажем об этом сразу, было извлечь из своей очередной жертвы строчек на сто биографических сведений. Разумеется, он и не мог рассчитывать на то, что «объект» будет до такой степени податлив и так легко согласится подвергнуть себя «всестороннему обследованию». Эрика же разбирало нетерпение поскорее сообщить всю правду и объявить во всеуслышание, что его только по ошибке принимают за нового Христофора Колумба. И он поведал без утайки всю свою историю: как он был найден в море бедным рыбаком из Нороэ, учился у господина Маляриуса, воспитывался в Стокгольме в доме доктора Швариенкроны как возникло предположение, что Патрик О'Доноган владеет ключом к тайне, как удалось выяснить, что ирландец находится на борту «Веги», как он отправился с друзьями на его поиски и вынужден был изменить свой маршрут, а потом пошел к Ляховским островам и далее к мысу Челюскин…

Тем временем карандаш господина Скиррелиуса порхал по бумаге со стенографической быстротой. Даты, имена, мельчайшие факты — все было подробно записано. Репортер говорил себе с замиранием сердца, что извлечет из этой исповеди не сотню строк, а добрых пятьсот или шестьсот. И каких строк!… Это будет потрясающий отчет, почерпнутый из первоисточника, захватывающий, как лучший фельетон!

На другой день очерком об отважном капитане «Аляски» были заполнены три колонки самой распространенной в Швеции газеты. И, как нередко бывает в таких случаях, искренность Эрика ничуть не умалила его заслуги, но, напротив, придала им еще больший вес, а романтическая тайна, которой была окружена его биография, послужила приманкой для прессы и публики. Статью Скиррелиуса вскоре перевели на многие языки, она обошла всю Европу.

Однажды вечером газетный лист, еще влажный от типографской краски, принесли в скромно обставленную гостиную на третьем этаже старинного особняка на парижской улице Деварен. В гостиной сидели двое — высокий красивый старик и седая дама в трауре, казавшаяся еще молодой, несмотря на отпечаток безысходной грусти на всем ее облике. Она машинально водила иглой по канве. Но, казалось, мысли ее были далеко, во взоре угадывалось какое-то неотвязное мучительное воспоминание.

Старик небрежно просматривал газету, которую только что подал ему слуга. Это был господин Дюрьен, бывший генеральный консул и один из секретарей Географического общества — тот самый господин Дюрьен, который присутствовал в Бресте у морского префекта на банкете по случаю прибытия «Аляски». Неудивительно, что имя Эрика заставило его встрепенуться, как только он заметил биографический очерк о молодом шведском мореплавателе. Но когда старый ученый еще раз внимательно перечитал статью, его и без того изможденное лицо покрылось смертельной бледностью, руки, сжимавшие газету, так сильно задрожали, что это не могло укрыться от внимания молчавшей до той минуты дамы.

— Отец, вам плохо?— спросила она с тревогой.

— Мне кажется… слишком сильно натопили камин… Я пройду к себе в кабинет,— наверное, там не так душно… Пустяки… легкое недомогание! — ответил господин Дюрьен, уходя в соседнюю комнату.

Как бы невзначай он захватил с собой газету.

Седая дама хотела было последовать за стариком в кабинет, но, вовремя догадавшись, что он ищет одиночества, безропотно подчинилась его капризу. Вскоре она услышала, как он ходит по кабинету взад и вперед большими шагами, то открывая, то снова затворяя окно. Только через час дочь решилась приоткрыть дверь, чтобы узнать о самочувствии отца. Господин Дюрьен сидел за своим столом и писал письмо. Однако госпожа Дюрьен не заметила, что глаза его полны слез…

Глава XXI

ПИСЬМО ИЗ ПАРИЖА

После возвращения в Стокгольм Эрик почти ежедневно получал письма из разных европейских стран. Научные общества или частные лица прислали свои поздравления, иностранные правительства отмечали его заслуги наградами и премиями, судовладельцы и негоцианты просили ответить на интересующие их вопросы. И все же он немного удивился, когда в одно прекрасное утро, разбирая корреспонденцию, обнаружил два конверта с парижским почтовым штемпелем.

В первом, который он вскрыл, оказалось приглашение французского Географического общества капитану «Аляски» и его спутникам пожаловать в Париж за получением большой почетной медали, присужденной на торжественном заседании «Совершившему первое в мире кругосветное полярное плавание в арктических морях». Второй конверт заставил Эрика оцепенеть от неожиданности. Он был запечатан каучуковой облаткой в форме медальона, с вытисненными на нем инициалами Э. Д. и девизом Semper idem…

Те же инициалы и тот же девиз воспроизводились и на уголке письма, вложенного в конверт. Оно было от господина Дюрьена и содержало следующее:

«Мой дорогой мальчик! Позвольте мне в любом случае так Вас называть. Я только что прочел во французской газете одну биографическую заметку, переведенную со шведского, которая до такой степени взволновала меня, что я не в силах это выразить. В ней речь идет о Вас. Если можно верить тому, что там сообщается, Вы были подобраны в море двадцать два года тому назад норвежским рыбаком в окрестностях Бергена, в колыбели, привязанной к спасательному кругу с надписью «Цинтия»; арктическое плавание было предпринято Вами со специальной целью — отыскать человека, уцелевшего после крушения судна под этим названием — оно затонуло в октябре 1858 года неподалеку от Фарерских островов. И наконец, Вы вернулись из Вашей экспедиции, так и не сумев ничего выяснить.

Если все это правда (о, чего бы я не отдал, чтобы это оказалось правдой!), умоляю Вас, не теряя ни минуты ответьте мне телеграммой.

Ведь в таком случае, мой мальчик,— поймите мое нетерпение, мои сомнения и радость! — Вы оказались бы моим внуком, которого я уже столько лет оплакиваю, считая безвозвратно погибшим; Вы оказались бы тем, кого моя дочь, моя бедная дочь, с ее разбитым сердцем после драмы на «Цинтии», не перестает еще призывать и не перестает ждать каждый день — ее единственным сыном, единственным утешением и радостью в ее горестном вдовстве!… Найти Вас, найти Вас живым и прославленным — какое это было бы невероятное и огромное счастье! Но поверить в него я не решусь до тех пор, пока не получу от Вас личного подтверждения!… И тем не менее как все это выглядит правдоподобно!… В точности совпадают даже мельчайшие детали и подробности! Черты Вашего лица и весь облик удивительно напоминают мне моего покойного зятя. В тот единственный раз, когда мы случайно с Вами встретились, я сразу почувствовал к Вам глубокую симпатию!… И сейчас мне хочется верить, что мое безотчетное влечение к Вам было далеко не случайным…

Несколько слов, всего лишь несколько слов — телеграфируйте немедленно! Не знаю даже, как я доживу до той минуты. Даст ли она мне ответ, которого я так мучительно и так страстно жду? Принесет ли она моей бедной дочери и мне ту радость, которая вознаградит нас за долгие годы страданий и слез?

Э. Дюрьен,

генеральный консул в отставке.

104, ул Деварен, Париж».