Книга Дотянуться до престола - Алекс Кейн

Между тем толпы народа, доведенного до крайней нищеты новыми пошлинами, осаждали Челобитный приказ в ожидании ответа на свое прошение. Увы, безрезультатно.

– Подите отсель, – ворчал тучный низенький дьяк, – не до вас царю-батюшке.

– А до кого ж? – возмущались люди.

– Боярам пособить он завсегда готов, а мы последние рубахи до дыр сносили, дык и ниче?!

– Никуда не уйдем, покудова государь грамоту не пришлет!

Но день за днем их ждал один и тот же ответ: нет ответа.

– Небось, забыл об нас самодержец по малолетству своему, – вздыхали одни.

– Аль Шереметев задурил царю голову да наплевал на наши чаяния, – кипели другие.

Обстановка накалялась.

– Боярам лишь бы свою деньгу не упустить, а до народа и делов нету.

– Неча ждать, робята, надобно в Кремль-город идти!

– Пожечь дворы бояр!

– Погодьте, други, царь обещался ответить непременно.

– Окстись, Макарка, уж которую седмицу ждем. Истинно сказывают, обманули его бояре.

– Пишите, мужички, еще челобитную, отнесем лично государю.

– Айда в Теремной дворец!

На том и порешили. Сочинили второе прошение, Платон Гусев, высунув от напряжения кончик языка, аккуратно вывел придуманный текст на грамотке, и двинулись в Кремль. По дороге разъясняли свои требования каждому встречному – торговцам и стрельцам, чернецам и ремесленникам, – и в результате многие присоединились к мятежной толпе. Были здесь и дворяне, под шумок надеющиеся вернуть потерянные во время Смуты блага, и купцы, задушенные налогами, и обнищавшие посадские, и церковники, радеющие за «исконную богобоязненность», и оголодавшие мужики, и крепостные. Кто-то тащил хоругви и иконы, кто-то – колья и бердыши. Разномастная толпа, шумя и колыхаясь, неумолимо приближалась к царскому дворцу.

Шереметев решительно двигался анфиладой комнат, толстые щеки его подпрыгивали на каждом шагу. Позади него шли четверо перепуганных бояр, пара окольничих и дьяков, дворцовая стража, челядь. Тут и там в углах крестились дородные тетки в темных одеждах.

– Пресвятая Богородица, помилуй нас, грешных.

– Святые угодники, чего ж деется-то…

– Ты, Федор Иваныч, уж замирись с ними, – задыхаясь от непривычно быстрой ходьбы, увещевал Мстиславский. – Бунт ведь…

– Пустое, – отмахнулся Шереметев. – Бьют челом, эка невидаль.

– За архимандритом-то послали?

– Без надобности покамест. Но государя пущай охраняют покрепче, мало ль чего.

– Ох-ох-ох, вона, как кричат. Царя им подавай. А в оконцах-то, в оконцах – тьма голов.

Пройдя через дворцовые сени в Грановитую палату, процессия миновала ее и пять минут спустя вышла на высокое крыльцо. Увидев бояр, толпа заволновалась, зашумела. Шереметев, вздернув бороду и раздувая ноздри, с важным видом повернул на лестницу, ведущую к паперти собора Святого Архистратига Михаила. Не разговаривать же, в самом деле, с этим сбродом с Красного крыльца – много чести!

Внизу, на площади перед дворцом, сколько хватало взгляда, разлилась людская толпа. Над нею, поблескивая на солнце, возвышались золотые маковки кремлевских соборов и колоколен. Чистое, на редкость синее небо придавало всей картине ощущение нереальности.

Федор Иванович остановился и, грозно насупив брови, выкрикнул:

– Как же это вы, мужичье, государев покой нарушаете? Почто пришли сюда с великим невежеством? Аль стряслось чего, нам неведомое?

Платон выступил вперед и с поклоном протянул грамотку.

– Бьем челом царю-батюшке, самодержцу Московскому. Опосля прошлого раза уж три седмицы минуло, вот и решились мы напомнить об прошении нашенском.

– Коли государь не ответствовал, значитца, такова его воля державная. Не вам ему пенять. Не гневите Бога, мужики, ступайте отсель.

Теперь уже насупился и Гусев. Исподлобья взглянув на Федора Ивановича, он открыл было рот, но тут из-за его спины протиснулся высокий купец в бордовом кафтане и с угрозой в голосе воскликнул:

– Прими челобитную, боярин! Мы терпеть-то горазды, тянули лямку сколь могли, ноне же совсем невмоготно стало. А государь самолично обещался все прояснить да жизнь нам полегчить.

– А ты кто таков? – стрельнул на него глазами Федор Иванович.

– Иван Ларионов я, сын Соколов. Купчишка балахнинский.

Шереметев кивнул стрельцу-охраннику, тот сбежал по лестнице, нетерпеливо рванул грамотку из рук Платона и, вернувшись, передал Федору Ивановичу. Тот взял ее двумя пальцами, бегло прочел…

– Подати снять, Земский собор созвать, а повинных бояр вам выдать да дворы их пожечь?! Ах вы, тли безродные!

Он в гневе разорвал челобитную и бросил обрывки в сторону Гусева и Соколова. По толпе пробежал возмущенный вздох, послышались недовольные крики.

– Так-то ты, боярин, государевых подданных привечаешь! – воскликнул кто-то, и мужики, сомкнув ряды, угрожающе двинулись к лестнице.

Шереметев отступил, сделав знак стрельцам, и они, с бердышами наперевес, встали вдоль ступенек. Где-то сбоку заскрипела поднимающаяся решетка, и со двора Средней Золотой палаты выехали десятка три всадников. Они с налету врезались в толпу, махая плетьми направо и налево. Тугие ремни рассекали воздух и с отвратительным свистом падали на спины. Мужики с воплями бросились врассыпную, падая и давя друг друга. Шереметев победно усмехнулся в бороду, но оказалось, что радовался он рано.

Несколько сот человек метнулись к окружающим площадь дворам и подворьям. Одни вырвали из заборов колья, другие похватали вилы, третьи подняли с земли камни, и все снова бросились к царскому крыльцу. Налетели на всадников, стащили их с лошадей, били, топтали. Те из конников, кто остался жив, с залитыми кровью лицами, оставляя в руках бунтовщиков клочья одежды, спешили покинуть место битвы. Слышались крики, ругань, стоны, проклятия.

На колокольне Илии Пророка зазвонил набат, со всех сторон к Кремлю устремились москвичи, присоединяясь к возмущенной толпе. И вот уже тысячи торговцев, посадских, ремесленников, вооруженных дрекольем, с мрачным видом двинулись к стоявшим на крыльце царедворцам. Шереметев и сопровождавшие его бояре да окольничие переполошились и поспешно скрылись за дверями Грановитой палаты.

– Не робей, мужички, сдюжим! – весело крикнул чернобородый главарь и добавил, обращаясь к стрельцам: – А вы, робята, почто против своих-то идете? Аль вас подати на соль не разоряют? Нешто вам любо глядеть, как бояре да гостиные сотни жиреют, а ваши слободы с посадами скоро по миру пойдут?

Но те, ощетинившись бердышами, двинулись на толпу. А из-за дверей, перекрикивая колокольный звон, завопил Шереметев:

– Бейте их, стрельцы! Гоните прочь из Кремля!

* * *