Книга Дотянуться до престола - Алекс Кейн

– Уразумел я, Иван Михалыч, благодарствую. Ступай, буду думать.

– Ты уж, батюшка, всамдель бы к людям повернулся, вот оно ладно было б. Школы да по льду бегать с палками, оно, вестимо, надобно, да только и об народе недурно б поумышлять.

– Понял я, понял, – раздраженно отмахнулся Петр, и боярин убрался восвояси.

Постояв с минуту в раздумьях, царь повернулся к Филимону:

– Теперь ты давай сказывай.

– Об чем, батюшка?

– Да все об том же. Аль, думаешь, не видал я, как ты на Иван Михалыча хмыкал?

Писарь усмехнулся и пожал плечами.

– Что ж тут сказывать, надежа-царь, лихо приходится людишкам твоим. И впрямь обложили их бояре со всех сторон аки волков в охоте. Туда глянешь – такая подать, сюда – эдакая. Кругом пошлины на свободный-то люд, а те, кто в крепости, оброк да барщину тянут. И всем уж больно невмоготно.

– Но как-то ведь живут?

– Какие без семей, те в степь многие бегут, кто в Азов к Заруцкому, а кто в Дикое Поле. А ежели с детями, так их в кабалу вечную запродают, потому как кормить совсем невмочь.

Слушая писаря, Петр мрачнел на глазах. Какой же он идиот: положился на думцев! Увлекся военными и культурными преобразованиями, а до экономики руки так и не дошли. Тянул из казны последнее, мол, я царь, дайте мне денег, и все тут! Ну, не осел ли?

Ладно, хватит себя казнить, толку от этого… Да, сплоховал, но надо исправляться. Брать все в свои руки. Только ведь бояре костьми лягут, чтоб никаких новшеств не допустить и власть сохранить. В одиночку с ними бороться бессмысленно, тем более неизвестно, сколько времени осталось ему провести в этом мире. Вон Петр Первый всю жизнь положил, чтоб закостенелую Русь с места сдвинуть, а ведь было это на столетие позже. А сейчас местничество процветает, бояре друг другу за должности глотки рвут, а на остальное им плевать. Отменить бы его, и крепостное право заодно. Но как? Нет, такое он не потянет, еще свергнут да убьют, чего доброго. Вот если б были надежные помощники… Филимон и Васька жизни за него отдадут, да только толку от них, они люди маленькие. Воротынский, хоть и верный человек, но против своих вряд ли пойдет. Пожарский? Он, конечно, поддержит в случае чего, но у него и с войском забот выше крыши. Да, похоже, в экономической реформе союзников нет.

Однако и сидеть сложа руки нельзя, народ возмущается. Пока мужики настроены довольно мирно, но уж кому-кому, а Петру-то известно, чем кончился Соляной бунт. Подумать страшно, что может начаться через несколько дней. Впрочем… А что, мысль неплоха!

Филимон, все это время сидевший неподвижно и напряженно наблюдавший за царем, увидел его просветлевшее лицо и улыбнулся.

Глава 2

Надобно б нам с тобою, Василь Григорьич, что-то учинить, дабы и прибыли сохранить, и головы не лишиться.

– Это мы завсегда, – улыбнулся Телепнев. – Сказывай, что умышляешь.

– Так ведь штука-то простая, – снисходительно кивнул Шереметев, – всего-то и делов – книги разрядные подправить, чтоб чего лишнего не промелькнуло. Зазря, что ль, я твово братца в Казенный приказ пристроил?

Они сидели в старых палатах Федора Ивановича, которым он доверял намного больше, чем царскому дворцу. Уж здесь-то точно никто не подслушает, не то что в Теремном, где, того и гляди, попадешь с такими разговорами в лапы завистников. А завидовали боярину многие.

Но сейчас положение Шереметева могло пошатнуться, и он занервничал. А потому срочно вызвал Телепнева – оговорить, что следует предпринять.

– Почто тебе разрядные книги-то, Федор Иваныч? Кто в них глядит? – удивился думный дьяк.

– Э, не скажи, Василь Григорьич, не скажи. Один Бог ведает, как оно обернется-то. Вдруг царенок кому их проверить накажет? Благо, ноне он мне велел в этом деле разобраться, а ну как передумает?

Телепнев от души рассмеялся:

– Кто передумает, малец шестилетний?

– Ты, поди, его давно не видывал. Он хотя и мал ростом, но умишком-то горазд. Не поверишь, порой как взрослый сказывает. А глянет, бывает, так мороз по коже. Вот и ныне, сдается мне, замыслил он что-то.

Гость почтительно молчал, и Шереметев пояснил:

– Ответ на прошение то, кое людишки по дороге с богомолья нам подали, не велел в Челобитный приказ посылать. Время-то идет, чернь волнуется, а он и ухом не ведет. Как бы худого не вышло…

– Могет, позабыл просто? Чего с мальца-то взять?

Но боярин решительно покачал головой.

– Сумлительно. Ты, Василь Григорьич, пошли своих людей на улицы, пущай послушают, что там да как. Авось и сыщут зачинщиков этой треклятой челобитной. Там какой-то Платошка Гусев впереди всех выступал, да токмо мелок он для такого дела. Кто-то повыше за ним стоять должон.

– Дык Охранная изба на что? Не ты ль ее учинил для сыску таких вот заговорщиков?

– Нет, им нонеча не могу довериться. Сам сыщи. А этих, из Охранной избы, я покамест придерживаю, так, на всякий случай. Не нравится мне, когда пригляд за нами есть.

Хлебнув холодного можжевелового сбитня, Телепнев вытер усы и степенно кивнул:

– Добро, Федор Иваныч, не тревожься. Коли целью задаться, так там мно-ого сведать можно.

– А еще не худо бы намекнуть смердам-то, что, мол, боярин Шереметев не виноватый в соляной подати. А мутит, дескать, всем этим Иван Михалыч Воротынский. И пущай скажут, чает он, мол, царя малолетнего потравить да свово сынка на его место поставить.

Думный дьяк с удивлением взглянул на собеседника.

– Воротынский? Чем он тебе не гож?

– Да чую, вперед меня в регенты рвется. Все с царенком шушукается, а бог его ведает, об чем. А ну как и впрямь возжелает на мое место? Мне, Василий Григорьич, неможно к Петруше слишком близко кого подпускать. И так вон пес его верный ни на шаг не отходит.

– Это кто ж таков?

Шереметев вздохнул и задумчиво погладил бороду.

– А? Да Васька этот, коего князь Пожарский к Петруше приставил, когда его в церкви Успения нашли.

– Помню, – кивнул Телепнев. – Что ж, Федор Иваныч, задумку твою я уразумел. Пошлю Алешку Власова с робятами его, вмиг все сведают про зачинщиков, ну и про вину Воротынского, само собой, не запамятуют. А теперича пойду, недосуг мне.

– Ступай, Василь Григорьич, ступай. Да Ефимке, братцу твому, не забудь про разрядные книги наказать. Пущай все сделает, как надобно: мол, деньги все шли на царевы забавы, а мы вовсе ни при чем. Сам ведаешь, мы с тобой по одной плашке ходим. Коли мне соляные промыслы в вину поставят, так и тебя не обойдут. Ты ж прибытку-то с пошлины не многим меньше мово имеешь.

Думный дьяк проницательным взглядом посмотрел в глаза Шереметеву. Да, намек весьма прозрачен: не спасет он боярина, так тот его самого погубит. Придется с ним одну лямку тянуть, а не то… Страшный человек.