Книга Герой - Уильям Сомерсет Моэм

Джеймс знал, что нет у него сил пренебречь интересами других; он не решался подвергнуть их такой боли. Вел себя как глупец, его доброта на поверку оказалась трусостью. Но жестокость требовала мужества, которым он не обладал. Если бы он уехал, душевная боль никуда не делась бы. Богатое воображение живо нарисовало бы ему и унижение Мэри, и печаль родителей. Джеймс легко представил себе, какое оцепенение и ужас вызовет у них его поступок. Сначала они не поверили бы, что он повел себя так подло. Подумали бы, что это шутка или что он сошел с ума. Потом осознали бы, что это правда, и испытали бы жгучий стыд. Разве он мог так отплатить за все хорошее, что видел от них? Отец, которого Джеймс любил, пришел бы в отчаяние.

– Он не переживет этого, – пробормотал Джеймс.

И тут Джеймс подумал о своей бедной матери, любящей и доброй, которая ненавидела его, если он нарушал принятый ею кодекс чести. Безупречно добродетельная, она была особенно сурова к тому, что считала грехом. Его мать предъявляла высокие требования к себе и окружающим. Джеймс помнил, как в детстве за самые незначительные проступки она наказывала его, прекращая разговаривать с ним. Он до сих пор помнил ее холодное негодование, когда она поймала его на лжи. Ох, эти добродетельные люди, как они бывают безжалостны!

Джеймс не нашел бы в себе мужества встретиться с неведомыми опасностями новой жизни, видя, что дома его не любят и не хотят знать. Он вырос великодушным, его сердце истекало кровью от сострадания к людям, он постоянно боялся совершить ошибку. Нужна куда большая холодность, чтобы разорвать узы, связывающие его, выйти в большой мир вооруженным только умом и безжалостностью. А больше всего Джеймс страшился угрызений совести. Он знал, что будет размышлять над содеянным, пока не доведет себя до психоза: совесть ни на минуту не оставит его в покое. Вина перед Мэри не отпустит его до конца жизни, и, даже находясь на краю земли, он будет видеть ее страдания.

Значит, единственно возможное решение пришло ему в голову, когда он, полный горечи, навсегда расставался с миссис Причард-Уоллес.

«Я всегда могу застрелиться».

«Надеюсь, вы не натворите глупостей», – последовал ответ.

Конечно же, глупость. В конце концов, у человека только одна жизнь. Но иногда приходится совершать глупости.

Джеймсу вдруг захотелось заглянуть к Ларчерам, и он отправился в Эшфорд, неподалеку от которого они жили. Джеймс не преувеличивал своей заслуги в том, что пытался спасти их сына. Он постоянно говорил себе, что действовал инстинктивно. Вернулся, не осознавая грозящей ему опасности. Увидев, что юный Ларчер ранен и беспомощен, он, естественно, попытался переправить раненого в безопасное место. В пылу сражения люди постоянно совершают безрассудные поступки. Каждый уверен, что пуля попадет не в него. Джеймс, ничуть не ощущая себя героем, знал, что храбрость в бою проявляют многие, но это остается незамеченным. То, что его постигла другая участь, он считал случайностью.

При этом Джеймс почти с самого начала понимал, что его вмешательство только ухудшило ситуацию. Возможно, меткие бурские стрелки не тронули бы раненого, а потом тамошние врачи нашли бы его и отправили в госпиталь, где он получил бы помощь.

Джеймс не мог забыть, что Ларчера убили, когда он нес его, и повторял снова и снова: «Если бы я занимался своими делами, Ларчер был бы жив и теперь». Он также думал, что со своим опытом мог принести армии большую пользу, чем неопытный мальчишка, поэтому, рискуя жизнью, в принципе поступал правильно, но с точки зрения практической – глупо. Следовательно, Джеймс не отдавал себе отчета в том, что делает, спасая юношу, а в результате удостоился высокой награды.

Ларчеры приглашали к себе Джеймса, да и ему хотелось взглянуть на них и понять, до сих пор ли они вне себя от горя или смирились с неизбежным. Реджи был их единственным сыном, как и он у своих родителей. Джеймс не отправил им письма, прибыл неожиданно и выяснил, что живут они на некотором удалении от станции, в новой вилле из красного кирпича. Подходя к двери, увидел, что рядом с домом какие-то люди играют в теннис.

Он спросил, дома ли миссис Ларчер, его провели в гостиную, и скоро туда пришла дама, которую он заметил на теннисном корте. Джеймс объяснил, кто он.

– Конечно, я узнала вас, – ответила дама. – Я видела ваш портрет в журнале.

Они обменялись рукопожатием, но Джеймсу показалось, что она пытается скрыть раздражение. Он видел, что его визит не ко времени.

– Мы решили немного поиграть в теннис, – пояснила она. – Жаль упускать такую прекрасную погоду, правда?

С лужайки донесся смех, потом громкие голоса. Миссис Ларчер смутилась. Еще бы! Джеймс наверняка ожидал, что они в трауре по погибшему сыну. Он и не представлял себе, что в доме царит такое оживление.

– Давайте пойдем к ним? – предложила миссис Ларчер. – Потом мы собираемся выпить чаю, и надеюсь, вы не откажетесь от чашечки. Если бы вы предупредили о вашем приезде, мы встретили бы вас.

Джеймс не сомневался, что в таком случае они вели бы себя соответствующим образом и он не узнал бы истинного положения дел.

Они вышли на лужайку, и Джеймса представили двум полногрудым, пышущим здоровьем девицам, чуть запыхавшимся от игры. На них были белые теннисные костюмы, в знак траура они носили только черные галстуки. Девушки энергично пожали руку Джеймсу (следуя семейной традиции) и не знали, что сказать. Джеймс не поспешил им на помощь. В конце концов завязался разговор о погоде и очень пыльной дороге от Эшфорда до их дома.

Вскоре подошел вальяжный молодой человек, которого тоже представили Джеймсу. С девицами он был на дружеской ноге, они называли его Боббикинс.

– Давно ли вы вернулись? – спросил он. – Я служил в Имперском йоменском полку, но заболел лихорадкой, и меня отправили домой.

Джеймс, бывший солдат регулярной армии, ощутил неприязнь к этому добровольцу.

– Понимаю. И вас определили в пехоту?

– Да, и, признаться, пришлось нам несладко.

Он начал рассказывать о службе хорошо поставленным голосом и весьма довольный собой. Розовощекие девицы с восхищением смотрели на него. Джеймс насмешливо размышлял, не собирается ли этот молодой человек жениться на них обеих.

Разговор прервало появление мистера Ларчера, здоровяка с пышными бакенбардами, одетого с иголочки и учтивого. Он собирал цветы и преподнес букет супруге. Джеймс решил, что перед ним преуспевающий купец, который отошел от дел и стал деревенским джентльменом. Как видно, он уделял внимание воспитанию и образованию членам своей семьи, но сам остался очень простым. Мистер Ларчер сердечно приветствовал гостя и предложил показать ему свою новую оранжерею.

– Мой муж всем показывает новую оранжерею, – рассмеялась миссис Ларчер.

– Она самая большая в окрестностях Эшфорда! – с гордостью заявил этот достойный человек.

Джеймс, предположив, что тот хочет поговорить о сыне, согласился, но по пути мистер Ларчер указывал то на фруктовые деревья, то на голубей. Сообщил, что обожает наблюдать за птицами, а в оранжерее заставил Джеймса восхищаться орхидеями и пышностью адиантума.