Книга Последние бои люфтваффе. 54-я истребительная эскадра на Западном фронте. 1944-1945 - Вилли Хейлман

Едва я приземлился, как меня вызвали к генералу Вольфу, который подверг меня сокрушительному разносу. Я никогда бы не поверил, что генерал способен на такой поток брани, хотя он был известен своей энергией и неистовым поведением. Нет, я никогда не предполагал, что он мог быть настолько вульгарен.

– Я восхищен вашей речью, мой дорогой, но если это когда-либо повторится, я должен буду отдать вас под трибунал.

– Так точно, герр генерал. – Вскинутая в приветствии рука едва не задела за лицо взбешенного генерала, ругавшегося без передышки.

– Что вы знаете о потребностях линии фронта? Предположим, что была запланирована массированная атака, а за пять минут до назначенного времени люфтваффе отказались от нее, потому что вам подвернулась возможность сбить несколько бомбардировщиков.

– Так точно, герр генерал.

Мой мозг работал хладнокровно. Это был один из тех проклятых парадных шаркунов, который, несмотря на свой «взлет», не имел никакого представления, говоря о массированной атаке истребительной авиации всего с шестьюдесятью самолетами, и рассуждал о сотнях «Боингов» как о нескольких бомбардировщиках!

Затем генерал предложил мне настоящую темную «гавану» – истинное удовольствие после тех эрзац-сигар, которые мы курили. Мы повели весьма приятную беседу в облаке голубого дыма и с рюмкой коньяку. Эта шишка, как оказалось, была не таким уж плохим парнем. Служба службой, а коньяк – это коньяк, и наш достаточно односторонний разговор протекал вполне миролюбиво.

– Вы первый человек, – сказал генерал, – за всю мою военную карьеру, который сделал в мой адрес подобные высказывания. Скажите мне, а что действительно означает «баба»?

– Вы должны извинить меня, герр генерал. Это выражение, которое используется у нас в Рейнгессене.[218] Оно имеет то же значение, что и «чурбан» – в Кёльне, «простофиля» – в Мюнхене, или в обычной беседе – простите меня, герр генерал, – «проклятый идиот».[219]

– Хм-м. Я должен сказать, что это очень, очень «лестно».

– Я искренне извиняюсь, герр генерал. Я понятия не имел, что вы лично были на связи. – Я едва не сказал «на линии фронта».

– Хорошо, молодой человек; но в следующий раз, пожалуйста, выбирайте другой тон и другие выражения.

Несколькими днями позже произошел аналогичный инцидент.

Целью нашего вылета опять была линия фронта. Снова облачность благоприятствовала нам – на сей раз в ней было довольно много разрывов, – и снова «Автобан» сообщил, что сектор свободен от вражеских самолетов.

И опять это случилось над Мюнстером.

На этот раз «Зеленое сердце» вышло из облаков выше «Боингов», которые летели волна за волной.

– Хейлман – «Автобану». Над Мюнстером тяжелые «автобусы». Вынужден вступить в бой.

На сей раз я поступил обдуманно. Я просто доложил, что подвергся атаке. Я должен сбросить дополнительные топливные баки, и Ахен сегодня подождет.

– Хейлман – всем пилотам. Мы заходим.

Я не осмелился отдавать своим людям точные приказы относительно атаки, чтобы на земле не поняли и не начали угрожать мне трибуналом, как в предыдущем случае.

Постепенный разворот вправо, чтобы атаковать в лоб, что является наилучшим направлением для атаки четырехмоторных бомбардировщиков. Машины внутри радиуса разворота сохраняли свою позицию рядом со мной, сбрасывая скорость и снижаясь, в то время как те, кто был слева от моего самолета, набирая высоту, выполняли полный разворот на 90°. В ходе этой перегруппировки каждая машина должна была выполнить абсолютно идентичный разворот.

Дальность 400 метров.

– Атака сверху.

300 метров.

«Боинги» появились в прицелах, полностью заполняя их.

– Огонь!

Трассеры безжалостно колотили в их толстые фюзеляжи. Янки не были покорными наблюдателями, и, в то время как пилоты упрямо держали свой курс, с каждого «Боинга» в нападавших бил град свинца из двенадцати пулеметов. Мы отвечали, и четыре ствола[220] кромсали большие бомбардировщики на части. Отлетали панели, дым струился из двигателей, вспыхивали самолеты.

Американские самолеты имели на борту великолепную аппаратуру пожаротушения. Небольшие возгорания, особенно в двигателях, легко устранялись. Топливные баки были защищены каучуком, который самозатягивался, когда его пробивала пуля. Требовались прямые попадания, чтобы поджечь и сбить один из этих «ящиков».

Вдали справа от меня один из «Боингов» взорвался в воздухе.

Пока они еще не сбросили свои бомбы.

Еще два «Боинга» были разнесены взрывами, и можно было увидеть белые купола парашютов, распустившиеся в небе.

Наконец, атакуемый поток бомбардировщиков начал сброс бомб. Даже не сделав больше ничего иного, истребители могли считать свою атаку успешной.

Гигантская тень вырисовывалась перед моим ветровым стеклом. Я нажал на спуск и начал стрелять из всего, что у меня было. Мои пули и снаряды врезались в плексигласовое ветровое стекло перед местом пилота.

Затем я бросил «Фокке-Вульф» влево, пронесся ниже следующего «Боинга» и спикировал вниз, чтобы уйти из зоны досягаемости огня американцев.

– Сбор в ходе разворота влево. Мы заходим для второй атаки.

Больше половины группы присоединились к командирской машине с хвостовым оперением, окрашенным в красный цвет.

– Крумп – Хейлману. Внизу «Мустанги». Количество такое же, как и у нас.

– Где?

– Прямо под бомбардировщиками. Летят на 900 метров ниже в том же направлении.

– «Виктор».

Затем мы зашли для атаки снизу следующего потока. Снова в перекрестьях прицелов появились огромные, отчаянно стреляющие тени.

– Полный газ, компрессор наддува!

Возросшие обороты двигателя увеличивали темп

стрельбы.

Неумолимо и не дрогнув, мы приближались к врагу через убийственный заградительный огонь. Как было бы замечательно, если бы мы обладали для атаки превосходящей скоростью реактивных самолетов.

«Огонь!» Множество пылающих машин и парашюты. Маленькие вспышки пробежали по моему правому крылу. Попадания. Черт с ними, это не имеет больше значения.

Яростно горя, тяжелая машина в моем прицеле зашаталась, на мгновение встала на дыбы, а затем завалилась на правое крыло и перешла в крутое пикирование.