Книга Последние бои люфтваффе. 54-я истребительная эскадра на Западном фронте. 1944-1945 - Вилли Хейлман

Хертогенвальд[213] к югу от Ахена стал громадным кладбищем. Несколько раз он переходил из рук в руки, а затем немецкий фронт разрушился под натиском численно превосходящих сил противника.

Снова и снова истребители мчались из своих секторов между Лингеном и Фехтой, Клоппенбургом и каналом Миттельланд через зенитный барьер, организованный против вражеского проникновения в Рур, чтобы оказать поддержку частям на линии фронта. Но больше не в их власти было произвести какой-либо видимый эффект, вследствие того, что больший процент воздушных боев проходил над районом Мюнстера.

Почти в каждой большой деревне за старой посеревшей от времени стеной местного кладбища появлялись могилы погибших пилотов «Зеленого сердца».

Дортенман с двадцатью пятью «Фокке-Вульфами» был переведен в другое место. Теперь он взлетал из Бабенхаузена[214] между Дармштадтом и Ашаффенбургом и докладывал об успехах в схватках с истребителями-бомбардировщиками в секторе Рейн-Майн.[215] Я надеялся, что туда будет направлена вся группа. Там был мой собственный дом, а в такой мрачный период войны любой хотел бы быть поближе к дому, насколько это возможно.

Но этой надежде не суждено было сбыться. Через две недели Дортенман вернулся назад в Фаррельбуш. Он неожиданно добился там успеха, но очень большой ценой. Четверть его пилотов заплатила за это своей жизнью в ожесточенных боях с «Тандерболтами» над Таунусом.[216]

– Ханс, вы со всем почтением отнеслись к моей родине? – спросил я со смехом, приветствуя скитальцев.

– Могу держать пари, что это так, старый брюзга. – А затем худощавый, жилистый уроженец Вюрцбурга представил свой рапорт. – Я только не могу понять, – сказал он, – почему они вслед за мной не послали вас и почему я должен вернуться сюда. Туда намного проще возвращаться, и, прежде всего, линия фронта гораздо ближе, и мы не должны были бы так далеко летать, чтобы добраться до нее, но теперь я тоже начинаю понимать, что у этих кретинов совсем не осталось мозгов.

– Кто это там? – спросил Дортенман, когда в столовую уверенно вошел гауптман Таппер, который совсем недавно был направлен в нашу группу.

– Вы, Ханс, теперь получше следите за своими поступками. Это осведомитель, посланный шпионить за нами, трусливыми летчиками-истребителями.

Я с улыбкой представил этих двух человек друг другу:

– Обер-лейтенант Дортенман, командир 10-й эскадрильи, а это – гауптман Таппер, наш национал-социалистический уполномоченный.

Никто хорошо не относился к этим господам-шпионам, которые ходили вокруг на цыпочках и своими закоснелыми нацистскими лозунгами пытались влиять на управление эскадрильями. Они всегда были известны как «артель пресмыкающихся ослов».

Все мы ненавидели этих комиссаров и рассматривали их присутствие среди нас как оскорбление. Поэтому Таппера практически исключили из нашего круга, и каждый раз, когда он появлялся, наша беседа внезапно прекращалась или ее тема полностью менялась.

– «Автобан»! Какая обстановка?

Группа летела в южном направлении на высоте 3,7 тысячи метров над гребнем Тевтобургского Леса. Между толстыми грядами облаков мы могли видеть внизу маленькие участки земли. «Фокке-Вульфы» летели сквозь мощный обширный верхний слой кучевых облаков.

– Говорит «Автобан». Ваш сектор свободен от вражеских самолетов. Соединения четырехмоторных бомбардировщиков находятся над Южной Голландией.

Легкий доворот на курс 250°. Я решил лететь по прямой в район Дуйсбург – Ахен.

Громадные облака поднимались вверх мощными слоями. Ровно отрезанные ниже 1,8 тысячи метров, они напоминали дрожащее желе, помещенное на гигантскую стеклянную тарелку.

Вскоре мы были над Мюнстером. Мы еще раз погрузились в молочную пелену, сквозь которую заметили случайный проблеск города, который растворился словно призрак.

– Парни, держитесь. Наверху «Боинги», – закричал чей-то возбужденный голос по двусторонней связи.

Быстрый взгляд вверх. Увиденного было достаточно, чтобы кровь застыла в наших жилах. Едва ли в 30 метрах над нами с правого борта приближались «Боинги», летевшие крылом к крылу. Открытые бомбоотсеки зияли словно черные пасти.

– Это группа, предназначенная для Мюнстера. Они в любой момент могут начать сброс бомб.

– Позвольте им вывалить свои «яйца». – Это был неугомонный Прагер, сохранявший спокойствие даже в такой страшный момент.

«Он, должно быть, имеет вместо нервов стальные тросы там, где у других лишь тонкие нити», – подумал я.

Вокруг засвистели бомбы.

Кувыркаясь и вращаясь, они летели вниз. Бомбы, бомбы, бомбы… Мы могли отчетливо видеть каждый из этих смертоносных объектов, когда они вылетали из бомбоотсеков.

Затаив дыхание, шестьдесят похолодевших пилотов сжимали ручки управления. Мрачные, перекошенные лица, руки на красных рукоятках сброса фонарей кабин, хотя не было никакого шанса на спасение, если одна из этих бомб попадет в самолет.

Это выглядело так, словно они извергали смертельный яд. Это были никакие не «яйца», как их обычно называли среди истребителей. Это был алчный ливень, вытекающий словно икра из бьющейся рыбы.

Наконец, мы миновали этот поток.

Ни один из нас не был поражен. Это было просто невероятно!

– Тьфу! – вырвался у кого-то вздох облегчения, и в наушниках можно было практически услышать биение сердец.

– Хейлман – «Автобану». Какого черта вы, проклятые идиоты, не предупредили о бомбардировщиках, которых мы едва не протаранили?

– «Автобан» – Хейлману. Нас не известили.

– Вас не известили. – Я передразнил голос, доносившийся по радио. – Хорошо, я надеюсь, что никто не будет извещен, когда один из вас лишится своей проклятой задницы. Прошу разрешения атаковать. Жду ответа…

– «Автобан» – Хейлману. Вы должны выполнить свою боевую задачу на линии фронта.

– Не будьте такими болванами. В облаках мы никогда не получим другого шанса атаковать «Боинги».

– «Автобан» – Хейлману. Продолжайте полет к вашей цели, как приказано.

– Вы, чертова баба,[217] я надеюсь, что вы еще будете сожалеть об этом.