Книга Усмешка тьмы - Рэмси Кемпбелл

Аплодисменты девушек приводят меня в замешательство.

– Пить будешь? – уточняет Вилли.

– Что-нибудь некрепкое. – Когда Мона и Джулия награждают меня очередным слегка разочарованным вздохом, я вынужден пояснить: – Не хочу клевать носом за просмотром фильмов.

– Что ж, – Вилли отпирает заднюю дверь рядом с гранитной кухонной стойкой и делает паузу, положив руку на дверную ручку. – С проектором управишься?

– Лучше мне даже не пробовать.

– А вот и зря, фильмы катушечные. Но ладно, я пошлю к тебе Гильермо, – Она вручает мне ключ с крючка возле двери. – Не простудись, – напутствует Вилли и сразу закрывает за собой дверь.

Всегда ли в пустыне так холодно ночью? Чувство такое, будто я не до конца проснулся. Голая пыльная тропинка ведет в стоящее особняком второе здание – длинный кирпичный сарай в сотне ярдов от меня. Насколько я могу судить, окон в нем нет. Я оглядываюсь назад и вижу, как нагие актрисы достают какую-то снедь из холодильника – зрелище, кажущееся до неприличия фантасмагорическим.

Низкая вибрация в воздухе – реальна она или только мерещится мне? Она усиливается, заставляя мои барабанные перепонки дрожать, пока я спешу к сараю, пробираясь между кактусами, пепельно-серыми в тусклом освещении. Когда я отпираю дверь, пульсация, похоже, усиливается. Моим чувствам явно нельзя сейчас верить – вот мне уже видятся два массивных силуэта, что как будто ждут меня, застыв в темноте.

Я нащупываю дверную раму, шарю по холодным кирпичам стены – и нахожу-таки выключатель. Жесткий свет, идущий от лампочки без абажура, освещает два проектора, укрепленных в нишах в дальней стене комнаты. Обе боковые стены заняты полками, забитыми пленочными бобинами. Школьная доска с кучей пометок-нашлепок и болтающимся на веревочке мелком прислонена к подножию полки с левой стороны. «ФИЛЬМЫ ОРУЭЛЛА ХАРТА» – выведено на одной из верхних бумажек жизнеутверждающе крупными буквами.

Я исследую близлежащие полки, сдвинув доску в сторону. Бобины никак не помечены, и их слишком много для одной фильмографии Оруэлла – даже если тут представлены все до единой невышедшие работы. Взяв наугад одну бобину, я кладу ее на стол рядом с проекторами. Пометка все же есть – потрепанная, каллиграфический шрифт кое-где пообтерся: Табби скалит зубы.

Я настолько ошеломлен находкой – и довольно сильно отвлекаюсь на почти дозвуковую пульсацию скрытого где-то здесь генератора, что достаточно долго не замечаю, что кое-кто составил мне компанию. Ставя свою ношу на стол, гость чуть не сшибает с него драгоценную пленку. Ума не приложу, как ему удалось незаметно прошмыгнуть в сарай (при его-то габаритах – чуть ли не вдвое шире меня!) и без единого скрипа закрыть за собой дверь. Его круглое смуглое лицо, увенчанное масляными черными локонами, кажется, плавно перетекает в закутанное в пончо тело – без всякого намека на смык в виде шеи.

– Ты, должно быть, Гильермо, – говорю я ему.

Ноздри гостя раздуваются, непропорционально маленькие рот и глаза не двигаются.

– Я возьму это в смотровой зал, – решаю я, забирая принесенный им поднос, на коем – пластиковая бутылка с водой, хрустящий бекон и авокадо-ролл, слишком большой для такой тарелки. – Поставишь мне этот фильм?

Чтобы открыть внутреннюю дверь, пришлось поставить поднос на столик. Три ряда, в каждом – по три экстравагантных мягких сиденья, стоящих к экрану вплотную, как к какому-нибудь крупному телевизору – вот что явилось моим глазам. Где-то там, за экраном, все так же пульсирует генератор. Аккуратно водружаю поднос на плечи сиденья передо мной и усаживаюсь. Экран оживает, свет гаснет. Гильермо, кажется, и в самом деле неплохо справляется с проектором. Беда с ним одна – он так же молчалив, как и немой фильм с Табби.

28: Заметки о бессловесном искусстве

«Табби скалит зубы» – один из наименее тревожных фильмов с его участием.

В нем он пугает людей на улице. Девушка, торгующая шляпками, шарахнувшись прочь от ухмыляющегося толстяка, рассыпает свой товар. Расклейщик афиш падает со стремянки, проваливаясь в смеющийся рот на одном из собственных плакатов. Прохожие всячески избегают Табби – на каждом шагу по пути к стоматологическому кабинету его сопровождают увечья и разрушения. Виной всему его неподвижная улыбка – доведенная до крайности версия той, что мне доводилось видеть уже не раз. Зубы Табби настолько увеличились, что края улыбающегося рта, кажется, вот-вот треснут. Чем более отчаянно он жестикулирует, указывая на них, тем труднее медсестре в приемной понять его. Впрочем, зрителям тоже явно было чему удивляться: интертитры, вероятно, призваны как-то «озвучить» его искаженную речь, но я не могу понять, являются ли они простым бредом или нет – слишком уж быстро мелькают на экране. Наконец медсестра вызывает врача, которого тоже играет Табби. Видимо, это сделано для пущей комичности сцены «лечения», но, вырывая зуб за зубом и расшвыривая их по сторонам, Табби-врач производит довольно-таки мрачное, мало располагающее к веселью впечатление. В конце концов несчастному пациенту удается вырваться и убежать. Доктор преследует его, в обеих руках сжимая по паре плоскогубцев. На улице все покатываются со смеху при виде новой – всего о трех зубах – улыбки Табби. Финальные кадры – горсть зубов, вылетающая из окна стоматологии. Фильм был запрещен в Великобритании.

Хоть я и не сторонник цензуры, решение едва ли удивляет. Камера Оруэлла Харта столь же статична, как и многие съемочные аппараты той эпохи, но сцены учиняемых Табби бесчинств сняты с какой-то совсем уж садистской внимательностью, будто от зрителей ожидался некий ответ на происходящее в фильме. А вот на руководство, в которое заглядывает Табби-врач перед тем, как начать стоматологическую экзекуцию, нам дают взглянуть лишь мельком – несмотря на то что текст в эти краткие секунды почти можно различить. Мне почему-то кажется, что написанное в брошюре – примерно то же, что было в интертитрах, но в чем тогда кроется вся шутка?

Более того, как мог этот человек, правящий бал в каждом кадре фильма, быть некогда университетским лектором? Смех отвлекает меня от раздумий. Кто-то в проекционной комнате продолжает тоненько хихикать даже после того, как экран гаснет. Одна из актрис Вилли? Вряд ли бы она пошла голышом через пустыню. Пока я раздумываю, стоит ли встать и пригласить ее сюда, мне, даже не спросив, начинают показывать следующий фильм. Это – «Табби читает мысли». Тоже запрещенный.

В нем много что могло резануть нежные глаза цензора – взять хотя бы книгу, которую Табби-библиотекарь находит на пыльной полке. На обложке выведено «СТАРЫЕ ФОКУСЫ», но содержимое явно переполнено откровенно оккультной символикой; на страницах я различаю только какую-то бессвязную комбинацию вроде ИК-ХА, что вполне может быть звукозаписью икоты, сопровождающей смех. Табби возвращает книгу на полку и прикладывает палец к своему хулиганскому оскалу, за которым следует новая порция пронзительного хихиканья из проекционной. Все-таки это Гильермо, никто иной, чье лицо видно мне сквозь стекло над лучом проектора.

Его губы тоже кривит оскал.