Книга Австралия - Terra Incognita. Когда звери еще были людьми - Соломон Шульман

…Или, скажем, другой пример. Зачем Тэду Мэтью — гуляке и выпивохе, понадобилось вдруг завязать с разгульной жизнью и начать строить это странное стеклянное сооружение, прозванное людьми «Бутылочным домом»? Снаружи он похож на огромного ежа, ощетинившегося тысячами горлышек разноцветных пивных бутылок, а изнутри — на гигантский детский калейдоскоп, где всеми цветами радуги переливаются донышки бутылок, особенно когда на улице яркое солнце. И это не какая-то там собачья конура, а настоящий двухэтажный жилой дом, с комнатами, кухней, чердаком, прихожей…

Кстати, собачья будка из бутылок возле дома тоже есть…

— А началось все сорок пять лет назад, — рассказывает нынешний хозяин дома с седой шкиперской бородкой. — Как-то Тэд проснулся утром под чьим-то чужим забором после сильного перепоя и увидел чистое небо и шесть пустых пивных бутылок вокруг себя. И так ему стало жаль своей жизни, что он решил начать «новую»… И тут ему в голову пришла гениальная мысль, как одним махом решить проблему жилья при отсутствии денег: построить дом из пивных бутылок, поскольку этого материала кругом валялось предостаточно. Выпить в то время здесь любили все, и выпить крепко. Сначала мужики смеялись, но Тэд молча ходил с мешком и собирал бутылки. А потом, когда построил дом, смеяться перестали…

— Ну, а дальше что? Построил и снова запил? — спрашиваю я.

— А нет! — усмехается шкипер. — Трезвенником он, конечно, не стал, но что-то с ним все же произошло… А тут и удача подвалила — опал пошел…

…Или еще пример — Пабло Гомес. Ну не шла фортуна, хоть тресни. Как кроты, перерыли они с женой сотни метров породы, а опала все нет. Так что, вешаться прикажете?! Пабло родом из Мексики и с детства любил цветы. А какие цветы в Мексике? Кактусы. Вот он и сообразил: там пустыня — и в Лайтнинг-Ридж пустыня, там жара — и тут жара… Сегодня его кактусовые плантации по красоте одни из лучших в мире. Сотни видов кактусов. Всю Японию снабжает этими колючками. А японцы ведь любят всякие «икебаны», так что торговля идет бойко, на миллионы…

Прошу учесть — все, о чем я рассказываю, происходит не в многомиллионном мегаполисе, где можно найти любые человеческие типажи и судьбы, а в крохотном городке на краю света. Другими словами, процент счастливых чудаков здесь выше, чем в любой столице мира… А почему? Вот в этом-то и вопрос…

Вечер. Мы сидим на веранде за настоящим русским самоваром и гоняем чаи с ватрушками. Борис читает мои путевые наброски. У него рыжеватая чеховская бородка и темнобронзовый загар лица.

Русский Борис (справа)

— Что ж получается?! — говорит он. — Ты рассказываешь о Лайтнинг-Ридж… фактически — о мировой столице опала. Это «Город удачи», поэтому-то он и притягивает людей. В процентном отношении у нас здесь миллионеров больше, чем во всей Австралии… самый богатый город страны!.. А судя по твоим заметкам, здесь живут одни неудачники… от всех фортуна отвернулась… роют-роют, а опала все нет!.. Это же не так. Возьми хотя бы меня. Я здесь всего три года, а уже отрыл две жилы, одна тысяч на двести долларов, другая на три миллиона.

Я слушаю его певучий русский язык, каким, наверно, разговаривали когда-то жители Миргорода или купцы Поволжья. Время от времени он останавливается, чтобы подобрать нужное слово, иногда заменяя его английским. Такой говорок я слышал у молодых русских в Канаде, когда с безупречного английского они вдруг переходили на старорусский, доставшийся им по наследству от прапрабабушек.

Борису около сорока. Родился в Австралии, куда в середине 1950-х перебрались из Харбина его родители. В этом русско-китайском городе с восточными пагодами и православными церквями застрял в 1917 году его дед — инженер-полковник царской армии, один из руководителей строительства Маньчжурской железной дороги. Большевистская революция отрезала его от родины, а когда в 1949 году и Китай стал «красным», семье пришлось бежать дальше — в Австралию. Поселились в Брисбене — столице штата Квинсленд.

Маленькому Борису прочили блестящее будущее пианиста. В семнадцать лет он уже солировал во всемирно известном зале — Карнеги-холле в Нью-Йорке, а в восемнадцать произошло несчастье. Гуляя с друзьями накануне Рождества по центральной улице Брисбена, они, дурачась, толкали друг друга. Толчок оказался неудачным. Борис влетел в витрину, повредив разбитым стеклом сухожилие правой руки. Все старания врачей не увенчались успехом, и о музыке пришлось забыть, так как подвижность кисти пропала.

Борис заканчивает юридический факультет университета и становится адвокатом. Но бурный характер парня не уживается с педантичной профессией, и он оставляет ее. Затем идут годы поисков самого себя, которые и приводят его сюда, в Лайтнинг-Ридж, на землю бродяг…

— А почему ты считаешь, что все те, кто не нашел опалы, обязательно неудачники? — говорю я. — Если перефразировать Льва Николаевича Толстого, то можно сказать, что «все нашедшие опалы счастливы одинаково, а каждый из ненашедших может быть счастлив по-своему»… Разве Кенни, Амиго или Гомес неудачники? Ведь они не только богаты, но и создали нечто грандиозное, что нравится людям и что могли создать только они!.. Разве это не большее счастье, чем просто обогащение?.. Сам ты для чего ищешь опалы?..

Борис улыбается.

— Пожалуй, ты прав, — соглашается он. — Мое хобби — это скорость. Когда есть время, выезжаю на плато… километров сорок отсюда — бывшее соленое озеро, ровное, как стол… там мой «Спорт-Порш» идет с ветерком, от 250 километров в час и выше… Для меня это счастье…

— Вот видишь…

— Но и поиск опала — это тоже искусство… захватывает!.. — говорит Борис. — Знаешь, когда я впервые нашел красный опал — обалдел от красоты. Представляешь, отвалился кусок породы, и оттуда ударил яркий отраженный свет, как огни на новогодней елке… это называется «цвет бабочки». Потрясающее зрелище… Помню, я сел, закурил и сидел так часа два, любуясь…

…Утро. Мы спускаемся в забой на тридцатиметровую глубину. Там уже орудует жилистый молчаливый мужик лет пятидесяти, с орлиным носом и лицом, высушенным, как у мумии. Он явно не ожидал гостя и не в восторге от моего появления.

— Познакомьтесь, — представляет его Борис, — мой напарник.

— Том или Лесной Том… как больше нравится… — представляется мужик, протягивая руку.

Я пожимаю его твердую, как гранит, ладонь.

— Том — это наша легенда, — говорит Борис. — Отшельник… живет один в лесу… Ты, пожалуй, пятый или шестой, с кем он повстречался за последние два-три года, если не считать меня и продуктовую лавку.

Сначала я подумал, что Борис шутит, но отрешенный взгляд Лесного Тома, который стоял в стороне и непослушными корявыми пальцами скручивал очередную сигаретку, подтверждал эти слова.

Позже я узнал историю этого милого и очень ранимого человека. Горный инженер по профессии, он лет десять назад появился в Лайтнинг-Ридж со своей семьей — женой и двумя сыновьями. Дела шли великолепно. Спустя год они уже были обладателями перспективного участка на несколько миллионов долларов. А потом произошла трагедия. Рухнул свод шахты, похоронив под собой всю семью. Спастись удалось только Тому. С того момента мир людей перестал для него существовать…