Книга Полёт попугайчика - Евгения Мелемина

Томми изо всех сил надеялся, что возле полицейского участка, но Моран нагнал его раньше.

— Не беги так, — почти добродушно сказал он. — На пару слов.

— Я спешу, Берт.

Томми старался, чтобы его голос звучал дружелюбно, но достойно.

— Пара слов, всего пара слов, — ухмыльнулся Моран, хватая его за плечо. — Я тут из-за тебя кое-кому пятьдесят баксов задолжал. Обеспечь. Завтра утром жду. Иначе я с тебя живого кожу сниму.

— Где я возьму пятьдесят баксов? — остановился Томми. — Я не могу. Совсем не могу, Берт. Мне сейчас даже доллар не доверят. Нет. У меня нет денег.

— Попроси у своего парня, — подмигнул Моран, кивая в сторону кофейни. — На кружевное бельишко…

— Ты рехнулся? Это… этот парень…

Моран терпеливо выждал пару секунд.

— Кто этот парень? — поинтересовался он. — Никак не придумаешь? Митфорд, гони деньги, ты мне должен. Мне плевать, где ты их возьмешь, они должны быть завтра. Все, птичка, лети дальше, не скреби крылышками по асфальту, держи клювик выше.

Томми сбросил его руку со своего плеча и зашагал дальше. Чувство у него было такое, словно и в самом деле оборвались крылья, и влепился носом во что-то твердое и ледяное, с хрустом, кровавыми брызгами и острой, злой болью.

Глава 11

В палате Кита миссис Хогарт безуспешно пыталась вручить сыну нехитрый больничный обед: на подносе стояла тарелочка с картофельным пюре и рыбными палочками, стаканчик вишневого желе и стаканчик сока. Миссис Хогарт то и дело ставила поднос на кровать, а Кит то и дело его отталкивал. Приходилось хватать поднос и отходить в сторону, а потом предпринимать новую попытку.

— Тебе нужно поесть… поешь, пожалуйста.

— Нет.

Поднос в очередной раз оказался на кровати, Кит в очередной раз приподнял руку, чтобы спихнуть его на пол, но остановился, потому что в дверном проеме показалась рыжая яркая голова Томми Митфорда.

Миссис Хогарт повернулась и посмотрела на Томми. Один ее глаз был густо накрашен, про второй она забыла впопыхах, собираясь в больницу к сыну, поэтому выглядела, как раненая полуслепая сова.

— Добрый день, миссис Хогарт, — сказал Томми, подошел к ней и аккуратно потянул к себе поднос. — Можно? Я знаю волшебное слово, миссис Хогарт. Если позволите, без проблем накормлю Кита, только слово такое волшебное, что действует только тет-а-тет.

Оливия впервые видела этого рыжего мальчишку, но он так искренне и открыто ей улыбался, а зеленые глаза так дружелюбно блестели, что она невольно улыбнулась в ответ и отдала поднос.

— Я оставлю вас на полчаса, мальчики, только не вздумайте играть в подвижные игры.

— Я не буду есть, — неприязненно сказал Кит, когда она вышла.

Томми поставил поднос на столик, закрыл жалюзи пластиковой обзорной стены и вернулся назад. Забрался на подоконник, переставил тарелку себе на колени.

— Зато я буду, — сказал он. — Позавтракать не успел.

Кит умолк и отвернулся.

Смазанное, медленное движение. Ни следа прежней уверенности. Кит словно потерял связь с окружающим его миром пространства и реальности, и двигался теперь на ощупь, в противодействующем ему тумане, словно младенец, изучающий бесконечные квадратные метры своей детской комнатки.

Солнечные лучи рассеянным потоком пробирались через окна, скользили по белым обнаженным рукам Кита, останавливались на шее, и там переливались дрожащими волнами.

Томми засмотрелся на их игру. Солнце всем светит одинаково, правда?

— Я могу съедать всю твою еду, если скажешь мне расписание кормежки.

— Тебя дома не кормят?

— Периодически кормят. Просто я примерно представляю, почему ты не хочешь есть.

Кит усмехнулся.

— Ну да, — сказал он. — Хотя вряд ли поможет. Наверняка мне приспичит, и все-таки придется наложить под себя под присмотром мамочки или какой-нибудь медсестры. Чтобы не обляпался и правильно подтерся.

Вишневое желе выпало из пластикового низкого стаканчика, Томми подцепил его ложкой и вернул обратно.

— На дне обычно бывает ягодка, — разочарованно сказал он.

— Не в этот раз, детка. Доедай и выкладывай. Пришел утешить? Пожалеть? Подарить мне медвежонка?

Медвежонок в палате уже был. Довольно-таки потрепанный Тедди в клетчатом галстуке-бабочке. Он лежал на полу, задрав лапы.

— Я его не кидал, — сказал Кит, проследив его взгляд. — Мать бегала тут и сбросила.

— Это она тебя так уделала? — спросил Томми, деля желе на четыре дрожащие части.

— Нет, — спустя секунду ответил Кит. — Отец. Ты никому ничего не расскажешь, Томми?

— Не расскажу.

Кит запрокинул голову и посмотрел на него, показав прозрачные серые глаза с мраморным узором радужки и расширенные матовые зрачки.

— Не расскажу, — тихо повторил Томми.

— Сара приехала, — ответил на это Кит. — Она собиралась идти в полицию, но… договорилась с матерью, что не сделает этого, если мать подаст на развод и уберет отца из моей жизни. И это все из-за меня. Если бы я ненавидел его, все было бы нормально. Но я помню, как он играл со мной, когда я был маленьким. Всегда покупал мне то, что я хотел. И теперь из-за меня ему опять пришлось уехать. Я даже извиниться перед ним пока не могу… В один день все рухнуло. Надо убрать мои плакаты… надо выбросить форму. А дальше… не знаю. Мать снова свихнется, и все из-за меня.

Томми положил ложку, сдвинул поднос со своих колен. Ему в голову пришел умопомрачительный вихрь, завьюжил яркие картины несущихся под колеса дорог, желтых пустынь, ледяной колы, купленной на заправке. Ему представились зеркала на стенах ванны дешевой гостиницы, рваные на коленях джинсы, терпкий загар, свобода, свобода, много свободы, льющейся отовсюду.

Разрушенные душные стены родного дома, пустующее место за школьной партой, ласковые глаза девушек с неизвестными именами, черная рубашка с длинным рукавом, красная акула, уходящая под рекламный щит, огни городов, истлевающие вдали, плотное небо, застегнутое на пуговицу луны.

Все и сразу.

И стекла расколотой жизни Кита, сплавленные краями заново, просто зажившие шрамы, забытые белые полосы, выступающие только под пристальным вниманием солнца.

— Я бы тоже все бросил и уехал отсюда, — сказал он.

Кит покачал головой.

— Это не побег, — пояснил Томми, понимая ход его мыслей. — Это не значит — трусливо сбежать. Это значит — поменять свою жизнь.

— Ты с ума сошел, рыжий, — почти ласково сказал Кит и протянул Томми руку, — но если ты задумаешь что-то подобное, то я подарю тебе тачку и ствол. Хочешь?

Томми взял его руку, легонько прижал прохладные пальцы, и не стал отпускать.