Книга Афганский караван. Земля, где едят и воюют - Идрис Шах
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Удивительно, что этот трюк снова и снова с успехом разыгрывался афганскими делегациями, которые приезжали к британцам в Индию. Возможно, пресловутая английская сдержанность мешала имперским официальным лицам в подробностях передавать эту историю своим преемникам. Наверное, они просто говорили: «Эти афганцы – хамы и дикари».
Однажды афганскому правителю, который собирался посетить королевский прием в Дели, сообщили расписание этого торжественного мероприятия, не слишком его устроившее. В согласии с протоколом, первыми должны были прибыть и занять свои места индийские принцы, потом афганский монарх, а потом британские офицеры и высокопоставленные чиновники. Каждый раз при появлении очередного гостя присутствующим полагалось вставать, тем самым подчеркивая расстановку приоритетов. Это означало, что, когда явится вице-король Индии, все, включая владыку афганского государства, должны будут приветствовать его стоя.
Нечего и говорить, что, с точки зрения афганца, сам он превосходил по рангу представителя британской короны. Однако индийский протокол не оставлял места для сомнений: афганскому монарху следовало приехать раньше вице-короля и встать при исполнении национального британского гимна.
Но афганец понимал: если в Кабуле узнают, что он встал перед вице-королем Индии – а это практически неизбежно, – там вполне может разразиться революция. Афганцы правили Индией с незапамятных времен, и у них были свои вице-короли…
Когда большой день наступил, поначалу все шло как по маслу. Гражданские и военные деятели прибывали согласно своему рангу и занимали отведенные места; за ними следом приехали индийские князьки. Афганского монарха ожидал экипаж с адъютантом, тревожно поглядывающим на часы, как перед стартом любой торжественной процессии в Лондоне. До него докатились слухи о том, что афганец может попытаться задержать выезд, и он на всякий случай приготовил запасных лошадей и кареты. Даже слуг и верховых из афганского эскорта щедро оделили рупиями, посулив им еще, если все пройдет без сучка без задоринки.
Точно в положенное время, минута в минуту, афганский властелин сел в экипаж. Ровно в назначенный час экипаж прибыл ко дворцу, и высокий гость спустился на землю.
И вдруг, вскрикнув от боли, он замер на месте. «Я не могу ступить ни шагу: мне в сапог попал камешек», – объяснил он. «Но так нельзя, ваше величество, – забормотал сопровождающий. – Вам следует попасть в залу до появления вице-короля, а он уже выехал из своей резиденции».
«Мне очень жаль, сын мой, – лучезарно улыбнулся афганский государь. – Но что поделаешь!» И с помощью солдат, секретарей и прочих членов свиты он принялся снимать сапог со своей царственной ноги, в то время как поодаль уже слышался стук колес вице-королевской кареты.
Останавливать кавалькаду вице-короля было немыслимо, и она благополучно процокала к концу своего пути. Вице-король вошел в залу для торжественных приемов, и под звуки гимна «Боже, храни короля!» все, кто там уже был, поднялись на ноги. Афганский правитель в этот момент сидел во дворе, пытаясь стащить сапог и не имея никакой возможности встать.
Эта история произошла на глазах у моего деда. Он мне о ней и рассказал, а кстати уж вспомнил и о том, как его представляли королю Георгу Пятому.
– Церемониймейстер предупредил меня, что в присутствии короля я должен буду снять шляпу, – рассказывал он, – но на Востоке, как тебе известно, это считается признаком неуважения. Поэтому я кое-что придумал. Когда я пришел в Букингемский дворец, лакей забрал мой головной убор. Но, приблизившись к королю, я сказал: «Ваше величество, я прошу вашего милостивого разрешения оказать вам почести согласно нашим древним обычаям». Он улыбнулся и кивнул, и тогда я достал из внутреннего кармана сложенную каракулевую шапку и надел ее себе на голову. Он явно был знаком с нашими традициями, потому что улыбнулся и поблагодарил меня за то, что я веду себя с ним как со своим соотечественником.
Времена меняются, и национальные обычаи становятся известны далеко за пределами тех стран, в которых они родились. Когда расписываться в гостевой книге Букингемского дворца пришел мой отец, он был в афганской шапке и не снял ее. Никто даже не попытался ее отобрать.
Сафия Шах
На Западе трудно найти параллели восточной традиции, согласно которой выдающиеся воины одновременно играют роль духовных лидеров, сочетая решимость полководца со смирением святого. Эта двойственность заложена в исламском идеале самим Пророком – правитель должен отличаться благочестием, поощрять веру и образование, но также уметь управлять обществом и вести за собой войска.
Полтора века тому назад мой прапрадед Джан Фишан-хан прославился тем, что объединял в себе все эти качества и вдобавок был известным суфийским мистиком.
Любопытно, что в самом его имени сочетались концепции вечного и преходящего. Джан Фишан означает «повергающий души», и для неискушенных за этим титулом сразу встает образ великого воителя. Однако он ведет свое происхождение из суфийской религиозной поэзии, где мы читаем:
Вся ода из пяти строк переводится так:
Прозвище Джан Фишан-хан – «господин, повергающий души» – получил Сайед Мухаммед-хан, сын Сайеда Кутубуддин-хана из Пагмана. Кроме того, его знали как Шах-Саза («делателя королей»), ибо он зарекомендовал себя и как видный государственный деятель.
Он был исключительно яркой личностью, но при этом любил повторять: «Со мной очень часто обходятся лучше, чем я заслуживаю, и это не вызывает у меня возражений. Так почему я должен возмущаться, когда со мной обходятся хуже, чем я заслуживаю?»
Хотя на Востоке каждому следует жить так, чтобы не уронить достоинства своих предков, Джан Фишан и это правило переосмыслил в суфийском духе. Как-то раз, будучи у себя во дворце, он сказал:
«Люди вроде нас, принадлежащие к длинному роду знаменитых аристократов, всегда обязаны помнить о тех, кто не в силах похвастаться столь блестящим происхождением.
Также полезно помнить, что иногда представители нескольких поколений внешне ничем не выделяются и трудятся в безвестности, взращивая величие, которое затем проявится в их потомках.
Глупцы говорят: „Да что может быть особенного в этом человеке, если мы никогда не слыхали ни о его отце, ни о деде?“
Но драгоценные камни порой остаются скрытыми в почве на протяжении долгих лет».
Некоторые изречения Хана сохранились благодаря устной передаче или записям его учеников. По поводу предков он сказал еще вот что:
