Книга Слишком много любовников - Анна и Сергей Литвиновы

Я сел на диван и, как мне показалось, задремал. Ночка в райотделе сказывалась.

Очень быстро вернулся квартирный хозяин с новой симкой.

– На сдачу я купил – вот, – он торжественно продемонстрировал курицу. – Сейчас сварю тебе бульончика. Знаешь, как моя мамашка-покойница говорила? Куриный бульон – это еврейский стрептоцид. А евреи знают толк в лечении. И в курочках.

– Еще хотел попросить. Раз уж вы мой ангел-хранитель. Можете добыть мне телефон Евхаривцевой?

– А, ректорши университета нашего? Которая с губернатором шашни крутит?

– О, вы тоже знаете, что они в отношениях?

– Вся область знает. Номер добыть постараюсь.

Он отправился на кухню, а я обновил только что купленную трубку – набрал Ходасевича.

– Давай, Пашенька, возвращайся в Москву, – с ходу сказал тот. – Ты мне нужен.

– По нашему делу?

– А у меня, Пашенька, других дел сейчас нет.

Никаких сил немедленно садиться за руль я не чувствовал. Гораздо больше меня привлекал расстеленный диван и обещанный квартирным хозяином бульончик. Кроме того, не было ощущения, что в Сольске я покончил со всеми делами. Оставалась еще Евхаривцева – хотя зачем она мне была нужна, я не мог объяснить даже самому себе. Поэтому взмолился перед Ходасевичем:

– Если я завтра с ранья выеду – время терпит?

– Ты там приболел? Голос у тебя совсем слабенький.

– Типа того, – попытался усмехнуться я.

– Давай, выздоравливай, и я жду тебя завтра к вечеру – бодрого и веселого.

Пришаркал с кухни мой арендодатель. Вид он имел торжествующий.

– Нашел я тебе телефон Евхаривцевой! Да не просто телефон, а прямо личный мобильник. Хорошо иметь друзей-журналистов – пусть и бывших. Так что пляши, Пашуня.

– Можно я в другой раз спляшу? – слабо усмехнулся я.

– Да, конечно, конечно, – он протянул мне накорябанный на бумажке номер и утек назад, на кухню.

На новой трубке я нащелкал номер ректорши. Она, как ни странно, сразу ответила.

– Это Павел Синичкин беспокоит, частный сыщик из Москвы. Я разыскиваю Влада Соснихина. Я здесь, в Сольске, и хотел бы с вами встретиться.

Женщина немедленно ответила:

– Приходите в университет сегодня к семи.

Редко когда столь занятые люди так быстро соглашаются на свидание со мной – значит, ректорша хотела мне что-то рассказать? Впрочем, у меня не было сил рефлексировать по этому поводу. Я поставил будильник на пять часов дня, с трудом стащил с себя джинсы и вырубился, даже не успев накрыться одеялом.

Очнулся я сам, без пяти четыре. Страшно хотелось есть и выпить кофе – я счел это благоприятными симптомами. Хотя тело после побоев в ментовке болело не меньше, чем утром, если не сильнее.

Александр Степанович накормил меня крепким бульончиком и напоил не менее крепким кофе. И пусть кофе был растворимым, тарелка и кружка – нечистыми и щербатыми, а ложки – алюминиевыми, но еда и питье придали мне сил, а забота квартирного хозяина тронула. Так всегда в России: немногочисленные (но, к сожалению, властные) жулики, воры, садисты и коррупционеры компенсируются громадной душевностью простого народа.

Я спустился во двор. Мой временный Росинант заскучал от долгого неупотребления. К пыли дорог и разбитой мошкаре на его кузове и стеклах добавилась пыльца от цветения здешних, северных растений. Пыль пахла хвоей – наверно, то были сосны. Впрочем, мыть мой мотор мне совсем не улыбалось, и я счел, что для визита в местный институт сойдет и так.

Здание СГГУ (Сольского государственного гуманитарного университета) представляло собой помпезный билдинг, построенный в пятидесятых годах прошлого века в свойственной сталинскому периоду величавой манере: колонны, портики, державные ступени. В самом вузе пахло щами и молодыми студенческими телами. Юнцы-вечерники радостно сбегали по ступеням после последней пары. Видать, меня пока не следовало списывать в тираж, потому что даже на больного-раненого встречные студенточки метали заинтересованные взгляды.

Ректорша размещалась на самой верхотуре, на третьем этаже. Я еле влез туда по державной лестнице со ступеньками, вытершимися от ног миллионов студиозов. Кабинет оказался чрезвычайно величавым – я таких раньше даже не видывал. В администрации президента скромнее. (Когда-нибудь я, возможно, расскажу о деле, которое приводило меня в администрацию президента.) Так вот, у Евхаривцевой логово в вышину было едва ли не больше, чем в длину, – метров семи, наверное. Потолок терялся в потемках. Вверх возносились огромные окна с переплетами. На противоположной стене вздымались полки с книгами. Сверху нависала гигантская люстра.

Ректорша имела вид бледный и утомленный. Если бы я не знал заранее (из всеведущего Интернета), что она ровесница губернатору и Владу Соснихину, дал бы ей годков на пять-семь больше. Даже странно было, что Ворсятов, в чьем активе имелись такие красотки, как Алена Румянцева и его собственная жена, позарился на подобную, да извинят меня за выражение, клячу. Впрочем, в глазах и речах женщины блистал острый как бритва ум – не это ли притягивало к ней столь пресыщенных мужчин?

– Садитесь, – молвила она. – Вам кто заказал поиски Влада? Ворсятов?

– Вы угадали с первого раза, – улыбнулся я.

– Это хорошо. Значит, финансирование вам обеспечено. И есть шанс, что вы его найдете. А я тогда с большим удовольствием понаблюдаю, как Соснихина будут распинать. В фигуральном смысле, разумеется.

– Чем вам Влад не угодил?

– Он взялся мстить мне. Мелочно, отвратительно, подло. Через моих родных и близких. Через мужа. Детей.

– Мстить – как?

– Не хочу рассказывать. Это отношения к делу не имеет.

– Мстить – за что?

– Что скрывать? Вам все равно, наверно, наговорили. Когда-то я была близка с ним. Он ведь себя считает непревзойденным мастером по этой части. Прямо-таки любовник всех времен и народов. Казанова сольского разлива. И, конечно, когда я предпочла ему Ворсятова, он был чрезвычайно оскорблен. Страшно оскорблен.

– Давно ли это случилось?

– Я ушла от Соснихина к Ворсятову? Года три назад.

«Как раз за это время, – подумал я, – вы, мадам, совершили впечатляющий рывок к вершинам местной власти: председатель городской Думы, руководитель местной ячейки правящей партии, ректор госуниверситета». Но вслух сказал:

– И Соснихин сразу стал мстить вам?

– В том-то и дело, что нет! Он затаился, затих. Единственное, сказал: это тебе с рук не сойдет. Но все три года никак себя не проявлял. Я, грешным делом, обрадовалась: смирился. Но теперь, буквально в последние дни, началось.

– Но как он мог вдруг вам мстить?! Когда его самого найти никто не может?