Книга Слишком много любовников - Анна и Сергей Литвиновы

Она скачала из Интернета Евангелие. Сидела в свободные дни на лавочке в парке, в том же Шато над морем (благо, это развлечение тоже было бесплатным), и читала Новый Завет. Потом стала искать пояснения непонятных мест на сайтах, посвященных православию (их в Интернете оказалось много).

Она научилась ставить свечки и молиться за помин души раба Божия Евгения. Потом стала просить у Богородицы, чтобы та дала ей все, что Алене нужно. А что конкретно – по ее, Девы Марии, усмотрению.

А однажды был Алене вещий сон. Точнее, не так. Бывает ведь, когда на границе яви и полусна причудится вдруг чье-то лицо, образ или голос. Так и с ней случилось. (Было это уже в конце осени, когда жара в Ницце сменилась туманами, а порой срывались дожди.) И вот однажды, когда будильник, зовущий на работу, уже прозвенел, за окном еле-еле развиднелась серая хмарь, но сон еще толком не ушел – в этот момент почудился Алене голос. Чем-то похожий на глубокий, красивый голос священника отца Андрея. Произнес он всего два слова. Звучали они странно: ЛОЖНАЯ ПАРАДИГМА.

Слова были явно не из ее, Алениного, лексикона. Второе – так вообще неизвестное. Она его, может, раньше и слышала, но не очень ясно представляла себе, что оно значит. Что-то совершенно заумное. Выходит – раз она термина не знает и им не оперирует – ей и впрямь кто-то свыше его зачем-то продиктовал?

Для того чтобы разобраться, пришлось идти в кафе с вай-фаем, платить за стакан колы, подключаться к Сети. Но те определения парадигмы, что она в Интернете отыскала, ситуации не только не проясняли, но и запутывали еще больше. Прямо голова кругом пошла. И в грамматике, как оказалось, этот термин используется, и в социологии, и в философии. Но пояснения к слову зубодробительные, ничего не понятно. Наконец, среди разной зауми она увидела совсем простое (где-то на сайте типа «философия для чайников»): парадигма – это концепция, система ценностей.

Такая трактовка ей подходила. И делала отчасти понятным, что сказал ей голос. Наверное, подумала она, он имел в виду, что она раньше жила неправильно. Не туда бежала. Не к тому стремилась. Хотелось ей всего и сразу. И славы, и любви, и денег. Со славой-то, понятно, с самого начала не сложилось. А к богатству она рвалась и пыталась добиться – страстно, не разбирая дороги, не считаясь ни с кем и не замечая никого вокруг себя.

И вот к чему все привело. Бедняга Зюзин погиб, умер мученической смертью. Она сама – на чужбине, нелегально, таится в крохотной комнатке и, возможно, разыскивается на Родине за разбой и грабеж. И перспективы ее дальнейшие крайне туманны.

Так, может, надо, действительно, в корне изменить свою жизнь? Отказаться, как голос ей сказал, от ложной парадигмы и взять себе за правило парадигму – иную? Например: ничего не хотеть, жить и радоваться сегодняшнему дню, смиряться (как говорил отец Андрей) и (как призывал он же) делать добрые дела?

И когда Алена подумала об этом, то впервые почти за полгода почувствовала, что жизнь снова стала давать ей цель, надежду, перспективу. Хотя, казалось бы, какая цель может быть в том, чтобы смириться и наслаждаться тем (пусть немногим), что тебе дано? А вот поди ж ты! Какие-то радость и вдохновение вдруг, после долгого отсутствия, появились в груди – взамен тяжести и боли.

А вскоре случилось вот что.

Она познакомилась с молодым, красивым, стройным мальчиком. И не хотела ведь – но он увидел ее, сидящую на скамейке в парке, когда она читала в телефоне Откровения Иоанна Богослова, – и с той минуты просто не давал проходу. «Я в вас влюблен, мадам, с первого взгляда, я не могу жить без вас!» Оказалось, англичанин, зовут Норман, эколог, здесь в командировке, отрабатывает грант, изучает акваторию Средиземноморья на предмет нефтяных пятен и борьбы с ними. И Алена видела и понимала: Норман подлинно не врет, воистину влюблен. И тогда она дала себе волю.

Через месяц их встреч в Ницце, поездок по побережью – месяц, заполненный сумасшедшей страстью (насколько это позволял его, да и ее тяжелый рабочий график), Норман отбыл отрабатывать свой грант дальше, обратно на Альбион. Но звонил каждодневно. Звал к себе. Грозился приехать – на ближайшие выходные.

Алене даже не хотелось думать о возможных преградах, которые, словно непоколебимые глыбы, лежат между нею и новым возлюбленным: у нее нет никакой английской визы (да и сроду не получить), плюс к тому – во Франции она полулегально, работает безо всякого разрешения, а скоро и туристический «шенген» ее закончится. И что тогда? Ее вышлют в Россию? Вдобавок Норман лет на десять ее моложе, и где-то в графстве Сассекс имеется у него мамаша-помещица, которую он очень любит, – как, интересно, потенциальная свекровь посмотрит на беглую русскую преступницу в качестве невестки?

Но об этих проблемах Алене думать не хотелось. А хотелось думать, что – хорошее выражение, она случайно услышала его от одной прихожанки церкви в Ницце и запомнила – «Господь все управит».

И вот однажды – месяца через три после первой встречи с Норманом и спустя месяц, как он уехал, – она вдруг поняла, что беременна.

Спешно купленный в аптеке тест, а потом второй и третий неопровержимо подтвердили догадку.

И почему-то пришло понимание, что это – та самая, не ложная, а настоящая, правильная парадигма, и жить теперь ей предстоит обычно: просто, ясно и незатейливо. И радостно.