Книга Борель. Золото - Петр Петров

Вандаловская с высоко закинутой головой прошла на сцену.

Она просто улыбнулась Гурьяну и промолвила:

— Я недолго…

Участники совещания пытливо рассматривали новую инженершу, молодые заметно восхищались ее фигурой, умным лицом.

Татьяна Александровна зажала в руке изящную книжку и, слегка раскачиваясь, начала смелым высоким голосом.

— Я не поняла выводов главного инженера. — Техноруки переглянулись, а Бутов поднял голову. По залу прокатился шепот. Стуков опять нетерпеливо тронул ногу Гурьяна, и они, давно ждавшие столкновения специалистов, без слов поняли друг друга.

Вандаловская заскрипела каблуками и глянула на Клыкова.

— Предрешать судьбу здешней промышленности, по-моему, нет оснований, — продолжала она, — и вот почему: если взять за показатель процент настоящего механического бурения, то более чем странным является утверждение инженера Клыкова о бесплодии рудника. Семь процентов по кубажу и четыре процента по отработанным поденщинам — цифра по меньшей мере мизерная. Я познакомилась с геологоразведывательными материалами за четыре года и всюду налицо примитивный, если угодно, варварский способ разведки… Я работала на других, более усовершенствованных предприятиях и поэтому не могу оправдывать систему эксплуатации рудника, предложенную докладчиком, а тем более консервацию предприятия. Мне кажется, нельзя слагать оружие там, где имеются шахты, начата постройка сложной обогатительной фабрики, где работают, хотя и плохо, бегунная фабрика и электростанция…

Вандаловская быстро захлопнула книжечку и повернула лицо к открывшему рот Бутову.

— А затем другая вещь… Если взять производительность труда здешнего забойщика, то можно определенно сказать, что она не выдерживает критики… Семьдесят соток в день… Такая норма характерна по своей ничтожности для самых отсталых золотопромышленных предприятий, и разве не нужно побиться здесь за усовершенствование, за механизацию шахт, за улучшение качества разведки?

Лицо Вандаловской пылало густым румянцем. Бутов поднялся к ней навстречу.

— Правильно, товарищ женщина! Как в иголку нитку вдела.

Гурьян, улыбаясь, махнул рукой:

— Не шуми, Нил.

Он аплодировал вместе с Стуковым, Катей и напиравшими от порога шахтерами.

Предложения о расширении фронта рудничных работ и рационализации предприятия изложил Стуков. Клыков остался в меньшинстве. Шахтеры и техноруки расходились, круто споря.

Гурьян подошел к Вандаловской, когда в клубе осталось несколько человек.

Она просто протянула ему руку и оживленно заговорила:

— После нашей встречи в кабинете я не спала всю ночь, Гурьян Минеич. Еще в тресте я начала знакомиться с обстановкой рудника… Но меня удивляет позиция главного инженера. Может быть, он и прав, но ведь теория о выработанных месторождениях теперь подвергается большому сомнению. Во всяком случае, искать золото легче с обжитого места.

Татьяна Александровна торопливо поправляла шляпку. Лучистые глаза женщины-инженера уверенно смотрели на директора.

— Это хорошо… Для нас ваш опыт — клад. — Гурьян протянул ей папироску. — Давайте воевать, я не соглашаюсь, что Улентуй выхолостили на отделку.

— Спасибо, я редко курю.

Они вышли из клуба последними. Холодный ветер приносил из тайги плесневелый запах тлеющей листвы и подвальной сырости. Где-то поблизости от рудника озорно хохотали совы.

— Вы давно из-за границы? — спросил Гурьян, бросая окурок. Искры, подхваченные ветром, черкнули по воздуху красной бороздкой.

— Уехала я в двадцать четвертом, а вернулась в двадцать седьмом. У нас была командировка от института. Жалею, что не удалось побывать на клондайских предприятиях…

— Значит, поработаем, Татьяна Александровна?

— Да… Я очень рада, что здесь предстоит большая реконструкция… Мне хочется проверить себя и вообще… Заходите ко мне, Гурьян Минеич… Только не сейчас, а когда устроюсь с хозяйством… Мне скоро должны привезти пианино… Ведь я немного играю.

— О реконструкции мы пока мечтаем… Как — трест…

Гурьян хотел спросить ее о семье, но счел это неудобным при первой встрече. Вандаловская быстро вбежала на крыльцо и не оглянулась, как этого ожидал директор.

— Молодец, — шептал он, направляясь в контору. — Сколько же ей лет?

5

Шахтовые копры порядком заняли гребень хребта. От них — вид на курные избушки, шалаши и палатки, беспорядочно рассыпанные по низине. Между жилищами старателей глядят в беспредельное небо черные ямы кострищ. Но вечерами и утрами веселые костры рассыпают ворохи искр. Сорвавшийся с гор ветер подхватывает гривастое пламя, рвет его на клочья.

С вечера шум от старательских становищ долетал к поселку. В шуме смешивались хрип гармошек, обрывки песен, выкрики, топот тяжелых приискательских сапог.

Катя Самохватова открывала окно и тревожно прислушивалась к неистовому этому разгулу. Не выдержала и, наскоро накинув брезентовый плащ, сбежала с крутого увала. На сухих травах седым искрящимся покровом лежал первый бархатный иней. По дороге вспомнила, что нужно было поставить в известность директора и Стукова, но сердце подсказывало, что медлить нельзя, когда старательская «бражка забузила». Знала она этих людей с пяти лет, здесь выросла, здесь получила школьную и жизненную выучку, сама копала землю. Отсюда была командирована в партшколу. А теперь, когда несла обязанность председателя профкома и завкадрами, страдала за каждого человека, покидающего производство, за каждого прогульщика, за каждый дебош с картежными играми и ножевыми расчетами. Боялась усиления былых, так знакомых, разгулов приискателей.

Она остановилась около группы топтавшихся, неумытых, косматых старателей. В средине этой загулявшей артели под дикие стоны дрянной гармошки отплясывал плечистый складный парень в длинной красной рубахе. Черные вихры его жестких волос трепались на ветру и закрывали глаза. Парень был остроскулый, глазастый, темнолицый.

Завидев девушку, гармонист, широко размахнув мехами, согнул на плечо голову, пустил забористый басовый перебор.

— Эй, начальница! — залихватски выкрикнул рослый франт Сашка Алданец, выставив вперед ногу в черной краге. — Протанцевать не желаемо ли?

Плясун остановился, раздувая ноздрями и часто дыша. Его темные глаза замутнели, а на полных обсушенных зноем губах застыла виноватая улыбка.

— Костя, что это значит?

Костя досадно махнул рукой, будто собираясь согнать непрошеный румянец.

— А что? — подбоченился Алданец, щуря нагловатые поблекшие глаза. — Братва домой собирается и решила гульнуть на новом этапе разлуки.

— Домой? Да вы очухайтесь, товарищи! Когда здесь открываются зимние работы и расширяется рудник. — Катя понимала, что сделала рискованное заявление, но не упрекнула себя.