Книга Песня для зебры - Джон Ле Карре

— Видать, набегаемся в обеденный перерыв по твоей милости, Брайан. — Валлийская мелодия его интонаций звучит загадочно. — Столько всякого-разного запланировано…

— Например?

— Ага, так я тебе и сказал! Помнишь завет мистера Андерсона? Никогда не меняйся секретами, не то обязательно прогоришь на сделке.

Я вновь надеваю наушники, не сводя глаз со “схемы метро”. Сиреневая лампочка, обозначающая местонахождение Мвангазы, манит меня, словно вывеска борделя. Ну же, Сальво? Что тебя останавливает? Школьная мораль? Запретная зона, пока Филип лично не даст иных указаний. Только для архива, не для использования. Мы записываем, но не слушаем. То есть переводчики-зебры не слушают. Но если мне запрещен доступ к этим записям, то кому он разрешен? Мистеру Андерсону, который вообще не говорит ни на одном языке, кроме своего северного провинциального английского? Или бесхвостому Синдикату, как выразился Хадж? Им-то зачем? Может, в качестве развлечения за портвейном и сигарами в своей цитадели на Нормандских островах.

Куда это текут мои мысли? Неужели, сам того не заметив, я проникся вредительской агитацией Хаджа? Может, мое африканское сердце бьется куда громче, чем кажется? Или это сердце Ханны? Иначе отчего моя правая рука тянется к тумблеру так же решительно, как вышвыривала в мусоропровод приготовленный для Пенелопы ужин? И медлю я вовсе не от угрызений совести, проснувшихся в последний момент. Вдруг, если перекинуть тумблер, по всему дому завоют сирены? Или сиреневая лампочка начнет отчаянно мигать, подавая сигналы бедствия? Или Антоновы парни в “алясках” ворвутся сюда по мою душу?

Но я все равно переключаю тумблер и оказываюсь в гостиной королевских покоев, куда мне вход воспрещен. Франко говорит на суахили. Звук идеальный, ни помех, ни шумов. Я представляю себе пушистые ковры, шторы, мягкую мебель. Франко держится непринужденно. Может, ему налили виски. Но почему именно виски? Просто такой, как Франко, должен любить виски. Беседует он с Дельфином. Пока ничто не свидетельствует о присутствии Мвангазы, хотя что-то в их интонациях дает мне понять: он неподалеку.

ФРАНКО: Мы слышали, для этой войны понадобится много самолетов.

ДЕЛЬФИН: Верно.

ФРАНКО: У меня есть брат. У меня много братьев.

ДЕЛЬФИН: Благословил господь твою семью.

ФРАНКО: Мой любимый брат — прекрасный воин, но у него, увы, рождаются одни лишь дочери. Пять дочерей от четырех жен.

ДЕЛЬФИН (приводит пословицу): Сколько ни длится ночь, день все равно настанет.

ФРАНКО: У старшей дочери киста на шее, из-за этого ее никак не выдадут замуж. (Напряженное кряхтение поначалу сбивает меня с толку, но потом я догадываюсь: Франко показывает расположение кисты на своем изуродованном теле.) Если бы Мвангаза помог вывезти мою племянницу в Йоханнесбург на анонимное лечение, брат принял бы близко к сердцу Пути золотой середины.

ДЕЛЬФИН: Наш Просветитель — преданный муж и отец множества детей. Транспорт будет.

Звон бокалов скрепляет обещание. Следуют взаимные заверения в почтении.

ФРАНКО: Этот мой брат — достойнейший человек, все его любят и уважают. Когда Мвангаза станет правителем Южного Киву, благоразумие велит ему назначить моего брата начальником полиции всего региона.

ДЕЛЬФИН: При новом демократическом строе все назначения будут осуществляться путем открытого голосования.

ФРАНКО: Мой брат заплатит сто коров и пятьдесят тысяч долларов наличными за то, чтобы на три года получить этот пост.

ДЕЛЬФИН: Предложение будет рассмотрено в демократическом духе.

Паук пялится на меня с другой стороны своей стойки, удивленно задрав брови. Я стягиваю наушники.

— Что-то не так? — спрашиваю.

— По мне все так, сынок.

— А чего ты на меня так смотришь?

— А того, что колокольчик уже прозвонил. А ты и не слышал, увлекся прослушкой.

Глава 12

— Три базы, джентльмены! Каждая из них близ открытого, но минимально разработанного карьера и каждая — ключевая составляющая возрождения Киву.

Макси, стоя во главе стола с бильярдным кием в руках, снова толкает речь. Аэропорт взят, Мвангаза пришел к власти. В скором времени Синдикат возьмет под контроль рудники и шахты всего Южного Киву, но до той поры надо заняться вот этими тремя. Они находятся в глухомани, концессии на разработку официально никому не выданы, так что с этой стороны проблем нет.

У меня складывается впечатление, будто участники заседания сменили театральные костюмы. Хадж и Дьедонне, всего несколько минут назад обсуждавшие весьма щекотливые темы, теперь ведут себя так, словно даже не знакомы. Хадж что-то тихонько напевает, самодовольно ухмыляясь и глядя куда-то вдаль. Дьедонне задумчиво теребит бороду тонкими пальцами. Исполин Франко застыл между ними, его шишковатая физиономия — воплощение порядочности. Кто бы мог подумать, что он только что пытался подкупить блаженного Дельфина? И уж конечно Филип никак не мог гневно рычать на подчиненных по спутниковому телефону. Пухлые руки сцеплены на груди, взор праведника исполнен безмятежности. Интересно, он расчесывает свою волнистую седую шевелюру между заседаниями? Поправляет завитки-рожки за ушами? Лишь один Табизи, похоже, не способен притворяться, сдерживать обуревающую его ярость. В целом кое-как он с собой справляется, но мстительный блеск угольно-черных глаз выдает его с головой.

Карта, по которой ориентирует нас Макси, настолько велика, что Антону пришлось расстелить ее на столе, как скатерть. По примеру Шкипера он тоже снял пиджак. Руки его от запястья до локтя покрыты татуировками: голова бизона, двуглавый орел, сжимающий в когтях земной шар, череп на фоне звезды — символ вертолетного десанта, эскадрона смерти в Никарагуа. Он держит перед собой поднос с пластмассовыми фигурками: тут и тяжеловооруженные вертолеты с погнутыми винтами, и двухмоторные самолеты с отломанными пропеллерами, и гаубицы с прицепами для перевозки боеприпасов, и пехотинцы — одни бегут в атаку с примкнутыми штыками, другие, более осторожные, ползут вперед по-пластунски.

Макси, с кием на изготовку, вышагивает вдоль стола. Я стараюсь не встречаться глазами с Хаджем. Но всякий раз, как Макси указывает кием точку на карте, я отрываюсь от блокнота и натыкаюсь на его настойчивый взгляд. Что он пытается мне сказать? Что я его предал? Что никакого поединка не было? Что мы закадычные приятели?

— Вот здесь крошечный поселок под названием Лулингу. — Наконечник, кия норовит проткнуть бумагу. Макси обращается к Франко: — В самом сердце территории маи-маи. Le cœur du MaïMaï. Oui? D'accord?[42]Ну, молодцом. — Поворачивается ко мне. — Допустим, я попрошу его отрядить сюда триста лучших бойцов — окажет он мне такую услугу?

Пока Франко размышляет над вопросом, Макси уже метнулся к Дьедонне. Не для того ли, чтобы посоветовать ему проглотить упаковку аспирина? Дескать, нечего тащиться позади стада, все равно вот-вот сыграешь в ящик?