Книга Песня для зебры - Джон Ле Карре

Я протягиваю Филипу гарнитуру, полагая, что каждый возьмет себе по наушнику, однако Филип хватает оба и трижды прослушивает запись, всякий раз многозначительно кивая Макси. Потом отдает наушники ему, приказав мне снова воспроизвести нужный кусочек, и наконец Макси тоже понимающе кивает, чем лишь подтверждает мои подозрения: они совершенно точно знают, что им нужно, а мне не сказали. А ведь ничто не ставит переводчика экстра-класса в такое глупое положение, ничто не заставляет его почувствовать себя более бесполезным, чем утаивание нанимателем важных инструкций. Более того, это моя пленка, а не их. Мой трофей. Это я вырвал победу у Хаджа, не они. Я сражался с Хаджем, это был наш с ним поединок.

— Молодчина, старик, — хвалит меня Макси.

— Рад стараться, Шкипер, — отзываюсь я, исключительно из вежливости. А сам думаю: нечего похлопывать меня по спине, благодарю покорно, не нуждаюсь — даже от вас с Филипом.

— Просто блеск, — мурлычет Филип.

И вот оба уже ушли, хотя по лестнице, насколько я слышу, поднимается только один человек. Филип ведь у нас совершенно бесшумный консультант — меня бы не удивило, если бы он и тени не отбрасывал.

* * *

После их ухода я долгое, как мне показалось, время бездействовал. Снял наушники, отер лицо носовым платком, надел их обратно, посидел немного, подперев подбородок рукой, а потом принялся снова и снова воспроизводить семисекундный кусочек записи. Что же такого расслышали в нем Макси с Филипом, чего не могли доверить мне? Я замедлял воспроизведение, ускорял, но так ничего нового и не обнаружил: какое-то длинное слово, потом еще длиннее, на “г”, трехсложное с “ий” на конце, еще несколько слогов и в финале четкое резкое “ёр”, дающее безграничный простор для фантазии: сапёр? Жонглёр? Бузотёр?

Наконец я в который раз снял наушники и, закрыв лицо руками, зашептал что-то во тьму. Что именно, сейчас и не вспомню. Не могу сказать, что у меня уже возникло ощущение предательства. Максимум, что признаю, — заползавшую в душу тревогу, причины которой я решительно отказывался извлекать на свет. Тем более что после изнурительной звуковой дуэли с Хаджем я чувствовал себя медузой, выброшенной на песок. Мне даже стало казаться, будто поединок — лишь плод моего воспаленного воображения, но тут я вспомнил, как Хадж опасался прослушивания еще в апартаментах для гостей. Однако я вовсе не “уходил в несознанку”, в чем так любила обвинять меня Пола, закадычная подружка Пенелопы. Даже еще не разобрался, чего именно мне не хотелось осознавать. Если я кого-то и подвел, то только самого себя, мысленно объяснял я Ханне. Мне до сих пор кажется, что это был самый паршивый момент того судьбоносного дня.

Сэм? Это я, Брайан. Как делишки?

Никак. Сэм нет на посту. Я-то рассчитывал получить хоть капельку женского сочувствия, однако в наушниках слышна лишь мужская болтовня на заднем плане. Она даже не потрудилась отключить свой микрофон, что, на мой взгляд, довольно рискованно и безответственно. Я посматриваю на часы тетушки Имельды. Перерыв что-то затягивается. Похоже, невразумительный рассказ Хаджа о шашнях его отца с конкурирующей организацией, которой руководит толстый любитель сигар из Голландии, произвел нешуточный переполох. Так ему и надо, нечего было меня зеброй обзывать. Паук куда-то запропал. Слишком многое от меня скрывают в отношении местной топографии. Например, я не представляю, откуда со мной связывается Сэм. С каких точек группа Антона ведет наблюдение. Где прячется Джаспер. Где шляется Бенни. Но мне этого знать не положено, верно? Я ведь всего лишь переводчик. Всем надо знать, и только мне — ни к чему.

Я разглядываю “схему метро”. Хадж и Дьедонне уже расстались. Бедняга Дьедонне сидит один в апартаментах для гостей. Может, решил покамест быстренько помолиться. Хадж вернулся в беседку, где одержал свою мнимую победу. Ох, если б он только знал! Представляю, как он таращится в морскую даль, радуясь про себя, что столь удачно подложил свинью Мвангазе. Лампочки, обозначающие местонахождение Франко, все еще потушены. Заседает с Мвангазой в королевских покоях, надо полагать. Вне игры. Только для архива.

Мне нужны звуки. Не нравятся мне обличительные голоса, зудящие у меня в голове, и прежде всего голос Ханны. Я сюда приехал не для того, чтобы меня критиковали. Я лишь старался как можно лучше выполнить свою работу. А как, по-вашему, я должен был поступить? Притвориться, будто не слышал того, что сказал Хадж? Утаить? Но ведь я приехал сюда, чтобы заработать деньги. Наличными. Пусть даже это мелочи в сравнении с тем, что платят Джасперу. Я — синхронист. Они говорят — я перевожу. Я не умолкаю, если люди говорят что-то не то. Я ничего не перевираю, не редактирую, не выкидываю и не добавляю от себя, как поступают некоторые мои коллеги. Я воспроизвожу все, как слышу, иначе не ходил бы в любимчиках у мистера Андерсона и не был бы виртуозом в своем деле. Юридическая тематика или коммерческая, гражданская или военная — я перевожу четко и беспристрастно, всех одинаково, независимо от цвета кожи, расы и вероисповедания. Я всего лишь канал связи. Мост. Аминь.

Я снова пытаюсь вызвать Сэм. Она еще не вернулась. Мужские разговорчики в центре управления смолкли. Вместо них благодаря неосторожности Сэм я слышу Филипа. Более того, он говорит вполне громко и внятно. Его голос отражается по меньшей мере от одной стены, прежде чем попасть в микрофон Сэм, однако это мне ничуть не мешает. После поединка с Хаджем у меня настолько обострен слух, что, чихни в микрофон муха, я бы с ходу определил ее возраст и пол. Удивительно другое: Филип сейчас до того вышел из привычного мне великосветского образа, что поначалу я даже не уверен, он ли это. Собеседника зовут Марк, и, судя по властному тону Филипа, это его подчиненный.

ФИЛИП: Мне надо знать, кто его врач, мне нужен диагноз, какое лечение назначено и назначено ли вообще, если его собираются выписывать, то когда, кто его навещает, кто вхож к нему помимо жен, любовниц и телохранителей… Нет, я не знаю, в какой именно он больнице, Марк, выяснять — твоя работа, за это тебе и платят, зря ты, что ли, там торчишь. Да что, в Кейптауне много кардиологических клиник, черт возьми?

Отбой. Нештатные консультанты экстра-класса — слишком важные птицы, чтобы прощаться. Теперь Филипу надо поговорить с Пэт. Во всяком случае, набрав еще один номер, он просит к телефону Пэт.

ФИЛИП: Зовут Мариус, голландец, толстый, лет сорок, курит сигары. Недавно был в Найроби и, насколько мне известно, до сих пор там. Учился в бизнес-школе в Париже, сейчас является представителем наших давних знакомых — Объединения горнодобывающих компаний Великих озер. Что еще о нем есть? (Пауза минуты на полторы, Филип время от времени хмыкает, давая понять, что он слушает и записывает — как и я. И наконец): Спасибо большое, Пэт. Великолепно. Именно то, чего я опасался, только хуже. Как раз то, что мы хотели — то есть совсем не хотели — знать. Я вам очень признателен. До свидания.

Ну вот, теперь все встало на свои места. Никаких саперов-жонглеров — Великие озера. Хадж назвал горнодобывающий консорциум, представителем которого в странах Африки является толстяк-голландец. Тут я замечаю Паука — он стоит у своего пульта, проверяет работу механизмов, заменяет пленки, надписывает новые. Я приподнимаю наушники и улыбаюсь ему из товарищеской солидарности.