Книга Колыбельная для двоих - Барбара Вуд

Он взглянул на окружающие его лица.

— Зачем вы нам это рассказываете, доктор? — спросила Люссиль.

— Затем, чтобы подготовить вас к тому, что я скажу через несколько минут. Я хочу, чтобы все знали, как это происходит, чтобы никто не остался за пределами понимания. — Джонас перевел взгляд на Теда, который кивнул, затем на Натана и Майка Холлендов и, наконец, на отца Криспина, который сидел с поджатыми губами и недовольным видом.

— Я пришел сегодня сюда, — начал Джонас, — чтобы объяснить вам причину беременности Марии.

— Доктор Вэйд, — перебил его отец Криспин, — неужели вы продолжаете наставить на этой вашей безумной теории!

— Это не безумная теория, святой отец, и вы скоро это поймете.

— Что? — сказала Люссиль. — О чем вы говорите?

— Я говорю, миссис Мак-Фарленд, о партеногенезе.

Шесть человек, сидящих вокруг него, слушали его молча, с различными выражениями лиц. Джонас Вэйд медленно и осторожно, после того, как объяснил значение термина, поведал им, шаг за шагом, об исследовании, которое он провел, о беседах с Берни и доктором Хендерсон, о собранных материалах и об ошеломляющем заключении, к которому он пришел. Разговор занял всего тридцать минут, но казалось, что голос Джонаса Вэйда звучал в гостиной гораздо дольше. Маленький круг людей сомкнулся, блокируя проникновение слепящего солнечного света, отражающегося от белого пола патио и от поверхности бассейна. Все внимали уверенному голосу, смотрели на отксерокопированные статьи, появляющиеся из портфеля, и каждый поглощал и переваривал услышанную информацию по-своему.

Когда Джонас замолчал, пятеро из семи участников встречи были уже не теми людьми, что были еще полчаса назад.

Натан Холленд откинулся назад и провел рукой по гриве белых волос. Его взгляд, по которому невозможно было что-либо прочесть, медленно блуждал по разложенным перед ним на кофейном столике листам — от нарисованных карандашом яйцеклетки и сперматозоида к журнальным статьям с сенсационными названиями (в каждом из которых имелось слово «девственное») — и наконец остановился на чернильном наброске, на котором было изображено деление человеческой яйцеклетки, разделение хромосом, а затем их объединение и возвращение. Он верил этому, каждому сказанному слову.

Люссиль Мак-Фарленд, непрерывно смахивающая со лба выбивающиеся прядки, смотрела на эти же бумаги и рисунки и думала: «Невозможно!»

— Что меня поражает, — проповедническим тоном произнес отец Криспин, — во всей этой истории больше всего, даже больше, чем сама эта безумная теория, это то, что вы хотите, чтобы мы в нее поверили.

Не успел Джонас ответить, как вступил Тед.

— Не знаю, святой отец, звучит вполне убедительно…

— Тогда я поражен еще больше!

Крякнув, священник встал с мягкого кресла и обошел вокруг него, чтобы разогнать кровь в занемевших членах своего тучного тела.

Джонас посмотрел на него со смешанным чувством нетерпения и сожаления и подумал: «Ты нападаешь на эту теорию только потому, что считаешь ее опасной для своей веры. Ты слышал, как я сказал, что Иисус был биологической странностью, в то время как я говорил, что считаю таковой ребенка Марии Мак-Фарленд».

— Доктор Вэйд, — раздался тихий голос Теда, — это действительно возможно?

— Мистер Мак-Фарленд, вспомните пятерняшек Дионн из Канады. Вы знаете, каковы шансы родить однояйцевых пятерняшек? По меньшей мере пятьдесят миллионов к одному. Представляете, пятьдесят миллионов к одному, чтобы родить из одной яйцеклетки пятерых детишек, и это произошло. Весь мир принял это. Мистер Мак-Фарленд, рождение пятерняшек Дионн было, по сути, научным чудом — явлением более редким, чем то, что случилось с вашей дочерью, — никто не верил в то, что это возможно. И тем не менее никто не ставил факт их рождения под сомнение, никто не нападал на него. Пятерняшек признали и приняли во всем мире. Шансы же партеногенетического рождения гораздо выше. Если вы смогли принять пятерняшек Дионн, то почему вы не можете принять девственность Марии?

Тед, как завороженный, медленно кивнул.

Отец Криспин положил руки на спинку мягкого кресла, он сохранял спокойствие.

— Очень хорошо, доктор, давайте поговорим о девственности Марии. Вы же осматривали ее, не так ли?

— Конечно.

— И как насчет девственной плевы?

Джонас Вэйд посмотрел на мясистое лицо священника.

— Девственная плева Марии цела и невредима, с небольшим отверстием, через которое может пройти лишь поток менструальной крови.

— Это весомое доказательство девственности?

— Нет, но весьма убедительное.

— Может ли девственная плева растянуться, позволяя осуществить однократное проникновение, а затем вернуться к первоначальным размерам?

— Иногда да, такое случается.

— Может ли однократное проникновение разорвать ее?

— Не обязательно.

— Доктор Вэйд, вы можете с уверенностью сказать, что девственная плева Марии никогда не подвергалась какому-либо воздействию?

Джонас машинально взглянул на девушку, которая сидела с каменным лицом.

— Нет.

Отец Криспин, стоявший с поджатыми губами, с победоносным видом отпрянул от кресла.

— Скажите мне, доктор Вэйд, — раздался уставший голос Теда, — почему вы так уверены, что ребенок будет девочкой?

— Я вам покажу.

— Невероятно… — прошептал Тед несколько минут спустя, качая головой над диаграммой, которую набросал ему доктор Вэйд.

Люссиль, наклонившись вперед, молча изучала лист бумаги, на котором рукой доктора Вэйда было написано упрощенное генетическое уравнение с яйцеклеткой, помеченной буквой X и сперматозоидом, помеченным буквой Y. Вручив диаграммы родителям Марии, Джонас Вэйд откинулся на спинку дивана.

— Сперматозоиды определяют пол ребенка. В них содержатся Y-хромосомы, благодаря которым ребенок будет мужского пола. Поскольку в нашем случае сперматозоиды не участвовали в процессе зачатия, в яйцеклетке имеются только Х-хромосомы, женские, поэтому ребенок должен быть женского пола.

Наконец Люссиль оторвала взгляд от бумаг и подняла голову, ее голубые глаза были полны изумления.

Внешнее сходство Люссиль с Марией заставило Джонаса подумать, что так Мария будет выглядеть через двадцать лет. Затем он посмотрел на Марию и попытался представить, что творилось сейчас в голове этой девушки.

Она думала: «Он ошибается…»

— Доктор Вэйд, — произнесла Люссиль сдавленным голосом, — электричество, шок от короткого замыкания, вы считаете, что именно оно стало причиной этого?

— Да.

— А… — в ее глазах появилось смятение, на секунду Люссиль показалась ему моложе, более наивной и непосредственной, чем ее дочь, — у него есть душа?