Книга Англичанка - Дэниел Сильва

Покинув гостиную, он через небольшую столовую прошел на кухню. Стопки грязных тарелок на столешнице, полная жирной воды мойка… Сильно пахло испорченной едой. В одном из нижних шкафов Габриель обнаружил полную пищевых отходов корзину. Еще больше гнилых продуктов он нашел в холодильнике. Что заставило хозяев бросить дом в беспорядке?

Габриель вернулся в прихожую и по узкой лестнице поднялся на второй этаж. Там располагались три спальни: две тесные коморки слева и одна большая комната — справа. В нее Габриель и зашел первым делом. Большую спальню некогда занимали родители: двуспальная кровать осталась незаправленной, через раскрытое окно с видом на задний двор влетал холодный ветер с дождем. Габриель открыл тонкую фанерную дверь в кладовку и посветил внутрь: всю вешалку занимала одежда; еще больше ее было сложено сверху на полке. Следом Габриель заглянул в комод: все ящики оказались забиты под завязку, кроме верхнего слева — там обычно женщины хранят личные документы и памятные подарки. Опустившись на четвереньки, Габриель заглянул под кровать, однако нашел там лишь толстый слой пыли. Потом перешел к телефону — аппарат стоял на одном из двух одинаковых ночных столиков, рядом с пустым стаканом. Подняв трубку, Габриель не услышал гудка. Проверил сообщения на автоответчике — ничего.

Заглянул в одну из меньших спален. Выглядела она так, будто в ней подорвали начиненный взрывчаткой автомобиль. Разве что уцелели стены, увешанные самыми обыкновенными плакатами: звезды футбола, супермодели, машины, которых обитатель комнаты никогда не смог бы себе позволить. Здесь витал запах немытого мужского тела, которого — слава богу — Габриель не ощущал со времен армии. В комнате не нашлось ничего необычного. Удивляло другое: не нашлось ничего, даже клочка бумаги, могущего указать на имя обитавшего тут животного.

Напоследок Габриель заглянул в спальню Мадлен. Не любовницы Джонатана Ланкастера и не пленницы, погибшей на севере Франции, а девочки, умудрившейся выжить в этом клоповнике. Она выносила этот ад — как и плен, — соблюдая порядок, и с утонченностью. Кровать была аккуратно застелена, крохотный письменный столик готов к проверке; на нем стояла стопка английской литературной классики: Диккенс, Остин, Форстер, Лоренс. Тома выглядели так, будто их зачитывали до дыр, полнились пометками и примечаниями, сделанными мелким аккуратным почерком. Габриель хотел было сунуть в карман «Комнату с видом», но тут тихонько завибрировал сотовый. Габриель ответил сей же миг.

— У нас гости, — сказал Келлер.

— Много?

— Вроде всего один, но могу ошибаться.

Габриель чуть раздвинул полупрозрачные занавески на окне и глянул на улицу. Вдоль Блэкуотер-Уэй шла женщина с зонтом. Стоило ей ступить в освещенную уличным фонарем зону, и Габриель увидел ее лицо. Хватило мимолетного взгляда, чтобы вспомнить: где-то он эту женщину видел. Ответ нашелся, когда незнакомка свернула на стоянку. Это ее Габриель видел в древнем соборе, среди гор Люберона. Она тогда осеняла себя крестным знамением, словно первый раз в жизни. И вот она отпирает ключом дверь в дом Хэртов.

* * *

Выключив телефон, Габриель достал из-за пояса пистолет. Так и подмывало спуститься в прихожую и взять незнакомку на мушку, без промедлений. Однако он решил подождать. В конце концов женщина все расскажет: кто она, что здесь делает — сама того не заметив (в идеале, конечно же). Самый лучший способ добычи разведданных — когда источник даже не подозревает о слежке. Как любил повторять Шамрон, разведчик должен быть карманником, не грабителем.

Габриель замер в детской спальне Мадлен Хэрт, прижав к щеке ствол пистолета. Незнакомка тем временем вошла в дом и тихо прикрыла за собой дверь. Произнесла непонятное односложное слово. Зашелестело, зашуршало; значит, она принялась собирать в полиэтиленовый пакет разбросанные по полу газеты. Затем прошла в гостиную, где провела минуты две. Дальше — в кухню, где вновь произнесла то же непонятное слово. Габриель понял, что она ругается, просто не по-английски, не на иврите, не по-французски, не по-итальянски и даже не по-немецки. Она обыскивала дом, как до нее — Габриель.

Когда она стала подниматься по лестнице, Габриель на миг растерялся. Если он прав относительно намерений незнакомки — если она ищет здесь нечто конкретное, — то непременно заглянет в спальню Мадлен. Габриель огляделся в поисках укрытия, но ничего не нашел. Комната была чуть больше той, в которой держали Мадлен похитители. Оставалось одно — бежать. Вот только куда? Через коридор была ванная. Беззвучно войдя в нее, Габриель представил: что бы сказал Шамрон, увидев сейчас будущего шефа израильской разведки? Наверное, одобрил бы его действия. Ха, сам великий Ари Шамрон в свое время, наверное, прятался в местах куда менее пристойных.

Габриель оставил дверь приоткрытой — на дюйм, не более — и выставил перед собой пистолет. Женщина тем временем закончила восхождение на второй этаж. Сперва она проследовала в большую спальню и, судя по шуму, перерыла все вверх дном. Пять минут спустя прошла мимо ванной, даже не догадываясь, что в эту самую секунду ей в голову нацелено дуло пистолета. Она была одета в тот же плащ, разве что немного изменила прическу. В левой руке она держала зеленый пакет для покупок «Маркс и Спенсер». (Судя по виду, в нем лежали не только непрочитанные газеты.)

Войдя в комнату Мадлен, женщина будто сорвалась с цепи. Спальню она обыскивала профессионально: выгребла из шкафа одежду, сорвала с кровати простыни и покрывала, вытряхнула на пол содержимое ящиков стола и комода. Затрещала, ломаясь, доска, затем повисла гнетущая тишина. Нарушил ее голос женщины — низкий, спокойный. Таким тоном отчитываются перед начальством по открытому каналу связи. Габриель не понимал ни слова, поскольку в славянских языках не разбирался. Однозначно он понял одно…

Женщина говорила по-русски.

35

Бейзилдон, Эссекс

Свою машину — старый и угловатый седан «вольво» — незнакомка припарковала через дорогу от самого ужасного жилища на Погосте. Покинув дом, она направилась прямо к авто. В правой руке несла зонт, в левой — тяжелый зеленый пакет. Зонт, кстати, предназначался чисто для маскировки, потому как дождь перестал. В окно спальни Мадлен Габриель видел, как незнакомка открыла дверь «вольво», закинула пакет на переднее пассажирское сиденье и, лишь садясь за руль, убрала зонт. Двигатель, кашлянув, завелся; фары незнакомка включила, только доехав до границы квартала. Вела она быстро и плавно, как профессионал.

Габриель последний раз оглядел разоренную спальню и бросился вниз. Келлер дожидался у крыльца. Резво запрыгнув в салон машины, Габриель кивнул вслед «вольво», мол, едем за ней.

— Только аккуратно. Она хороша.

— Насколько?

— Московская школа.

— В смысле?

— Я, конечно, могу ошибаться, — признал Габриель, — но думаю, что женщина за рулем «вольво» — агент КГБ.

* * *

Технически, разумеется, никакого КГБ уже в помине не существовало — его разогнали вскоре после распада старой советской империи. Вместо Комитета госбезопасности Российская Федерация обзавелась двумя службами: ФСБ и СВР. ФСБ решало внутренние вопросы: контрразведка, контртерроризм, ОПС, борцы за демократию — слишком храбрые или чересчур глупые, бросающие вызов тем, кто правит Россией из-за кремлевских стен. Служба внешней разведки контролировала всемирную сеть шпионов из того же укромного комплекса в Ясенево, который некогда служил штабом Первому главному управлению КГБ. Офицеры СВР до сих пор называли этот комплекс Московским центром — и неудивительно, ведь даже российские граждане до сих пор именовали СВР не иначе как КГБ. Надо заметить, не без причины. Кремль, может, и придумал КГБ новое название, однако задачи за СВР сохранились те же: подрывать изнутри стра́ны старого Атлантического союза. США и Великобритания для них — цели номер один.