Книга Пятнадцатый камень - Елена Стринадкина

Все-таки лучше бы у Маргариты родилась девочка. Младший мальчишка без отца с тремя старшими сестрами. Испортят…

Эпилог

Солнце лениво скользило по дощатому полу летней веранды, пробираясь осторожным зайчиком среди оголенных мокрых веток осин и рябин в поисках снеговика, который вот-вот должен растаять и уронить вожделенную морковку. Обманчивое февральское солнце, еще не будучи в состоянии высушить чернильные кляксы нехотя удаляющейся зимы, уже заставляло трепетать смущенный дух недоверчивой к теплу природы. Климу, например, точно не терпелось помахать ручкой вслед нелюбимому времени года. Он вытащил на веранду старинный летний шезлонг, горячо любимое Севой и Мураками кресло-качалку и маленький деревянный столик — все атрибуты, необходимые для переживания полноценной и качественной радости того, что ты живешь за городом — в окружении леса и "на воздусях".

— Холодно еще, Клим, — Сева уговаривал скорее для порядка, его больше занимала аура еще не протертой от пыли столешницы, на которой заманчивым густым темно-красным оттенком светилась бутылка. Буров, наконец, расщедрился и разрешил вскрыть настоенный на собственноручно собранной и высушенной рябине коньяк.

— Я принес пледы, а не поможет, прихватизируй рыжую грелку, — Клим кивнул на кота, который независимо расхаживал по веранде, обнюхивая неизвестные ему углы и объекты.

Чижевский с предвкушением отвинтил пробку и аккуратно, тоненькой струйкой разлил напиток по рюмкам.

— Вот не знаю, что ты еще туда добавляешь, — хмыкнул он, — привкус всегда получается зело необычный.

— Секрет мастера, — отозвался Клим, удовлетворенно поскрипел спиной на шезлонге и поднялся к Севе, — вроде в самый раз.

Оба подняли рюмки, оба пропустили сквозь них солнце, копируя неизвестно кем придуманный ритуал, церемонно чокнулись.

— Все хорошо, что хорошо кончается, — победоносно объявил Чижевский.

— Все хорошо, что просто кончается, — Клим улыбнулся и подумал, что вот по таким мелочам можно характеризовать человека. Не был бы он Буровым, если бы не внес поправку с претензией. Все равно на что.

— Все-таки, нехороший ты человек, Буров, редиска, дурилка картонная, — Сева быстро проглотил содержимое своей рюмки и с деланною суровостью воззрился на приятеля. — Три месяца ни слуху, ни духу. Закопался здесь, как жук в навозе, со своими пернатыми. И сам не выбираешься, и к себе не пускаешь.

И то, правда. После той стремительной развязки осенней истории, когда они с Севой попрощались на скорую руку, Буров упрямо не желал видеть приятеля. Он вообще тогда почувствовал себя старым, уставшим и разбитым. В оставленном на съедение угрызениям совести сознании маячил призрак Дольской. И хотя он все равно не смог бы распутать клубок иначе, чем ведет сама нить, где-то в глубине осталось горькое: "А если бы…"

— Гарин не проявлялся? — промычал Чижеский, принимаясь за незатейливые бутерброды с ветчиной и помидорами.

— Эльвира за него отчиталась. Приглашала к себе в гости, хотела познакомить с сыном.

— А что, — весело возбудился Сева, — старая любовь, как говорят…

— Я вот все думаю, — прервал его Клим, выдыхая струйку пара в еще не согревшееся пространство, — если бы мы с тобой не взяли тот заказ на Мунасиповский диск, может, все иначе бы повернулось…

— Брось, Буров, — Чижевский деловито разлил по второй, — ну, конечно, не идеально, но и совсем недурственно. Можно сказать, что эта неожиданная смерть Тимура — к лучшему. Его все равно бы убрали. Не фиг работать на две стороны, не Штирлиц. А для твоего старинного френда, так и совсем хорошо. К нему никаких претензий. Обставлено все было по вышаку: вложился деньгами по полной программе. Ну, случайность, ну выпил Ангорский лишнего, а здоровье уже не то, ну, неудачно упал. Неутешные братки и вдова с семейством, достойно поскорбив, проводили в последний путь. Ты отлично справился с ситуацией, Клим! Оскара — за роль!

— Да какие там Оскары, все время чувствовал себя, как в Саду камней. Есть такой в Киото, храме Реандзи. Камней всего пятнадцать, а с какой точки не смотри — видишь на один меньше. Такая вот "прелесть недосказанности".

— Это потому что с вертолета никто не смотрел! — Шумно захохотал Чижевский. — А ты завис, как заядлый десантник и нашел свою… Галатею.

Шутка не имела успеха.

— Только вот получился какой-то Пигмалион наоборот, — сумрачно процедил Клим, — я ж ее не оживил, а можно сказать, напротив…

— Да, Дольская твоя отлежит еще пару месяцев в больничке, и отправят ее на курорты с приличным содержанием. По-моему, очень даже здорово барышня устроилась. Люблю везучих, другую бы грохнули, не глядя… Давай-ка хлопнем за ее удачу!

Клим Буров грустно покачал головой.

— Ну, за это мы пить не будем. Невеликое это счастье все-таки — убить человека. Пусть даже априори считавшегося негодяем.

— О, слышу знакомые нотки… Да ты не принялся ли за вторую книгу, писатель?! Ч-черт, с твоей достоевщиной чуть не забыл тебя поздравить с первой! Давай-давай-давай, за первую ласточку… Бздиньк! — Чижевский поднял обе рюмки вверх, со значением звякнул ими и протянул одну из них Климу.

— Тогда уж за первую перепелку…

Москва-СПб., 2005