Книга Улыбайлики. Жизнеутверждающая книга прожженого циника - Матвей Ганапольский

Да что Минотавр!

Я чувствовал себя одновременно Зоей Космодемьянской, Александром Матросовым, летчиком Гастелло, молодогвардейцами, причем всеми сразу, и даже Павликом Морозовым, правда, до того, как он предал своего отца.

В моей улыбке читалось презрение к врагам с их сочными стейками, холодным пивом и горами жареной картошки.

Моя улыбка свидетельствовала – презираю их, хотя от голода и вкусного запаха захлебываюсь слюной.

– А может, они хотят именно этого, – вдруг ужаснулся я. – Они задумали провокацию, они хотят, чтобы я захлебнулся, но потом объявят, что «русский либерал покончил жизнь самоубийством, не выдержав ужасов кровавого режима в собственной стране».

Безусловно, это был бы эффектный заголовок, хотя меня больше бы устроил другой: «Известный журналист подавился куском стейка, узнав, что ему, на его радиостанции, опять не повысили зарплату».

Тем временем моя жизнь, несомненно, вступала в завершающую фазу: детина приблизился ко мне и, выкрикивая какие-то проклятия, схватил меня за галстук.

Я что-то пискнул, на что зал ответил новой волной восторженного рева.

Убийца раскрыл ужасные ножницы и стал приближать их к моему горлу.

Я закрыл глаза и стал читать про себя, в качестве прощальной молитвы, основные положения «Хартии журналистов».

Ножницы щелкнули!..

Я ожидал услышать стук моей падающей головы, однако его не последовало.

Раскрыв глаза, я увидел следующую картину: мой убийца шел по залу, победно держа в руках мой галстук, который он отрезал почти по узел. Навстречу ему уже шел менеджер, неся большой молоток и гвоздь.

Я подумал, что гвоздь будут вбивать в меня, но им воспользовались для того, чтобы прибить мой галстук к стене.

И тут я осознал, что пестрые обои на стенах – это собственно не обои, а сотни, если не тысячи, галстуков, отрезанных у горла каких-то других несчастных, которые, как и я, ничего не подозревая, купились на дешевую шутку так называемого «свободного мира», где ради наживы могут растоптать честь и достоинство маленького человека.

Мои протестные размышления были прерваны приятелем, который, смеясь, подошел ко мне и спросил, понравилось ли мне шоу.

Криво усмехнувшись, я сказал, что на его примере вижу, как погоня за «желтым дьяволом» может изменить человека.

Однако приятель объяснил мне, что в этом стейк-хаусе отрезать галстуки новичкам – это такая многолетняя традиция. Он рассказал, что тут побывали разные популярные личности, были даже пару президентов, правда, ножницы к их горлу не приставляли, так как они галстуки отрезали сами.

– Кстати, – подмигнул приятель, – новичкам, за муки и испуг, стейк полагается бесплатно. Более того, все уже на столе…

Последние слова несколько примирили меня с действительностью, и через пару минут я уже хрустел вырезкой, убеждая себя, что отвечать на вызов нужно, как советуют отечественные политики, асимметрично.

И я знаю, как ответить!

Я дождусь, когда мой приятель приедет в Россию, и устрою ему небольшое шуточное шоу с представителями одной знакомой организованной преступной группировки.

Думаю, что после пятнадцатиминутного висения вниз головой с моста над широкой и полноводной русской рекой, с последующим выкладыванием этого видео в Youtube, он поймет, что шутки с гражданами великой России не остаются без последствий.

Эта история меня многому научила – в частности, тому, что ресторан может быть другом человека и пребывание в нем может быть легким и приятным.

Более того, когда я позже жил в Америке, то главное, чему я поражался в тамошних ресторанах – это их непафосность.

Конечно в Манхэттене есть рестораны, где существует суровый дресс-код, но в основном даже в дорогом ресторане нет того лживого пафоса, что твое присутствие тут – это членство в каком-то элитном клубе, а поданный салат из креветок – это членская карточка в высшее общество.

И возможно, что булочка в тесте, которую я съедаю на ходу, это мой неосознанный протест против лживого пафоса ресторанов.

Но есть то, что в ресторанном процессе меня раздражает больше всего.

Это процесс выбора вина.

Ребята, недавно торговавшие мелким оптом на Черкизовском рынке, старательно суют бутылку себе под нос, выдавая себя за ресторанных критиков с Елисейских полей.

Хотя, иногда наблюдать за процессом выбора вина мне доставляет истинное наслаждение.

Ведь главный вопрос тут – кто выбирает это вино, не так ли?

У меня есть знакомый. Он начальник, но, впрочем, очень хороший парень.

Почти каждую неделю, в субботу, он собирает своих друзей в ресторане на вечеринки, и я там довольно часто бываю.

На эту вечеринку все приходят с большой охотой, потому что он всех кормит. К тому же он выбирает весьма недурные рестораны.

И все, что требуется взамен, – это поддержать беседу и, подняв бокал, сказать, какой он хороший.

А поскольку лицемерие и журналистская профессия неразделимы, во всяком случае, так заявляют те, кто журналистов ненавидит, то лесть в его адрес льется легко и без усилий.

Однако не следует думать, что все собираются лишь поесть. Дело в том, что наш приятель на деле осуществляет призыв древних – «Хлеба и зрелищ!».

Но если в качестве хлеба выступает нежная телячья вырезка или куриные крылышки в терпком, чуть сладковатом соусе, то, что касается зрелищ, в этом качестве выступает лично он.

Каждый раз, как только мы усядемся за стол, наступает то самое восхитительное шоу, которое мы ждем с затаенным дыханием и которое называется «Хочу то, не знаю что!».

Первая часть шоу спокойна и размеренна.

Наш друг держит в руках винную карту и долго изучает ее, хотя мы в этом ресторане в двадцатый раз.

После чего он просит вызвать сомелье и спрашивает, есть ли сегодня в ассортименте чилийские вина.

Сомелье, с плохо скрываемым раздражением, отвечает, что чилийских вин нет.

Раздражение сомелье понятно, ибо наш друг задает этот вопрос постоянно, хотя еще во время первого визита в этот же ресторан этот же сомелье долго объяснял, что вина из Нового Света им не поставляются.

– Жаль, – с легким высокомерием говорит наш друг. – А французские вина есть?

– Французские есть! – багровеет сомелье, ибо нашему другу это также хорошо известно.

– Тогда принесите… – Тут наш друг делает значимую паузу, как бы подчеркивая, что выбор будет нелегок, что он до последней секунды сомневается, какое именно вино будет соответствовать сегодняшнему настроению и погоде.

Однако мы знаем, что будет выбрано именно то вино, которое он заказывает всегда, ибо оно ему понравилось еще четыре года назад, во время очередной поездки в его любимый Париж.