Книга Сладкие весенние баккуроты. Великий понедельник - Юрий Вяземский

— Ты о всей партии говоришь или только о своей школе? — быстро спросил Руввим, вцепившись взглядом в щеку Ариэля.

— Разумеется, о всей партии, — спокойно отвечал тот. — Но школа Гиллеля, как мне представляется, в этих вопросах всегда была более чувствительной и осторожной, чем представители других направлений.

— И к чему ты это сейчас говоришь? — спросил Руввим.

— Пророки давно замолчали, и сотни лет мы уже не слышим слова Божьего, — задумчиво и грустно отвечал Ариэль. — Чем дольше молчат пророки, тем больше в народе накапливается волнения, смятения, надежды и ожидания, тем ревностнее и упрямее истинные иудеи ждут обещанного им Мессию. Или ты уже не ждешь его, Руввим?

— Я жду. Но истинного Мессию, а не фигляров и не фокусников, которых в последнее время развелось, как муx и крыс на генномской свалке.

— Вот-вот, — удрученно склонил свою аристократическую голову Ариэль и скорбным голосом продолжал: — Вдруг является какой-то фигляр в роли пророка, и к нему со всех четырех сторон — из Иерусалима, Переи, Галилеи и даже из Идумеи — стекаются толпы народа, которых он призывает к покаянию и очищает от грехов в Иордане. А следом за этим крестителем является, как ты говоришь, еще один фокусник, который, прикрывшись авторитетом этого нового пророка — а, по-твоему, фигляра, — начинает фокусничать и сбивать с толку народ. А именно: воду обращает в вино, на расстоянии исцеляет смертельно больного ребенка, бесов изгоняет, паралитиков заставляет двигаться и ходить, прокаженных очищает и отправляет на освидетельствование в Город, слепым возвращает зрение и мертвых поднимает с одра. Хорош фокусник, не правда ли? И для контрольной комиссии он, конечно же, проходимец и лжец. Но ты подумал, кем этот человек может выглядеть в глазах простого народа, в глазах тех, кого он спасает и лечит?

— Нельзя ли помедленнее говорить и, желательно, по конкретным эпизодам? — озабоченно попросил Матфания. Но на него не обратили внимания.

Руввим вдруг вырвал из рук своего смиренного младшего товарища пергамент, пробежал глазами написанные строки, словно выщипывая их взглядом, и заговорил решительно и озлобленно:

— Ты посмотри, что он делает, твой пророк и Мессия! По эпизодам пойдем, а ты следи, внимательно следи за моими словами. Он никого не лечит в Назарете… Правильно, зачем лечить и спасать, когда его оттуда выперли и чуть не прибили?! Но на пути в Капернаум он якобы спасает от смертельной болезни одного мальчугана. А что за парень? Я вам скажу: сыночек, чуть ли не единственный, Антипиного царедворца Хузы, того самого, который в то время управлял всей Восточной Галилеей и в Капернауме имеет большой дом. В этот свой капернаумский дом Хуза тут же приглашает нашего Назарея, который смиренно принимает приглашение, и теперь его и его сообщников обслуживает лично Иоанна, жена Хузы, которая повсюду следует за своим спасителем, а сын ее и Хузы — которого, говорят, привечал и до сих пор привечает царь Ирод Антипа, — этот исцеленный становится учеником Назарея и тоже повсюду за ним ходит… Вот вам первое, так сказать, исцеление, вернее, его скромненький результат.

Разумеется, в Капернауме Назарей сразу становится самым почетным гостем. Только о нем и говорят. И в первую же субботу в местной синагоге мухе не пролететь, потому что весь город туда набился — ждут Назарея и его свиту. Начальник синагоги, Иаир, дает ему читать из Писания и просит толковать и учить. И тот толкует и учит. А потом исцеляет одного несчастного. И знаете кого? Я вам скажу: сына товарища Иакова, нашего преданного товарища из Хоразина и председателя местной контрольной комиссии партии.

— Насколько я знаю… — попытался возразить Ариэль, но Руввим раздраженно сказал:

— Не перебивайте. Дайте нарисовать картину. — Ипродолжал с прежним рвением, злобно глядя в пергамент: — Следом за тем он очищает от проказы одного человека. И кого, вы думаете? Симеона из Вифании, которого мы хорошо знаем как человека состоятельного и пользующегося уважением в Городе. Из многих прокаженных Назарей именно его выбрал и затем отправил к нам, в Иерусалим, чтобы и в Храме, и в народе слышали и знали, какие якобы великие чудеса творятся в Галилее.

И в тот же день Назарей исцеляет любимого слугу сотника Кальпурния. Сотника этого в свое время вылечил от гнойной раны этот самый слуга — забыл его имя, — иудей и целитель. И в благодарность за это римлянин помог капернаумцам выстроить новую синагогу, потому что спасший его был жителем Капернаума, а слугой и домашним врачом стал после того, как вылечил Кальпурния. Представляете себе, каким уважением сотник пользуется у капернаумской деревенщины? Синагогу им построил! Римлянин, который надзирает за порядком в Птолемаиде — крупнейшем галилейском порту!.. И вот, товарищи, римский сотник теперь становится покровителем Назарея и слугу своего отпускает в ученики к проходимцу: пусть, дескать, еще лучше освоит искусство врачевания. И в заключение, — про-должил Руввим и, по мере того как говорил, все меньше злобился, а все чаще прищуривался и улыбался, — так сказать, два воскрешения, которые на самом деле были простейшими летаргиями и каталепсиями. Сперва он воскрешает сына одной вдовы, которая в благодарность жертвует Назарею все свое состояние, оцениваемое, по некоторым сведениям, таланта в три, не менее, то есть в четыре с половиной тысячи серебряных сиклей, товарищи!

А потом еще одна летаргия и еще одно якобы воскрешение. И теперь никто уже нашего Назарея пальцем не тронет, потому что на этот раз он облагодетельствовал самого Иаира, начальника синагоги в Каперануме, — доченьку его воскресил из мертвых! И когда наш капернаумский резидент, товарищ Харим, попытался было что-то возразить в ответ на мерзкие и богохульные утверждения Назарея, на него сразу с трех сторон зашикали: Иаир — от раввинов, Иоанна — от иродиан, и кто-то пригрозил ему сотником и римлянами. А разная грязная деревенщина готова была на куски его разорвать за одно справедливое и обличающее слово в адрес лжеца и обманщика.

Ариэль молчал. Матфания спросил:

— Что мне делать с многочисленными эпизодами, по которым мы так быстро пробежали, что я ничего не успел записать?

— А ты запиши то, что я подчеркнул и отметил, — сказал Руввим.

— А что ты подчеркнул? Пожалуйста, сам сформулируй, — попросил Матфания.

— С удовольствием, — радостно улыбнулся Руввим. — Запиши: своими так называемыми лечениями Назарей пытается привлечь на свою сторону власть имущих и настроить их против партии и правоверных иудеев, защитников Закона.

Матфания принялся было записывать, но спросил:

— А ты, товарищ Ариэль, что скажешь в ответ на эту формулировку?

Товарищ Ариэль ничего не сказал. Он грустно вздохнул и вопросительно посмотрел на соседа справа, робкого фарисея Фамаха. Тот взгляд заметил и, в свою очередь, испуганно посмотрел на Руввима. И тоже ничего не сказал.

— Школа Гиллеля, насколько я понимаю, не возражает против формулировки товарища Руввима? — спросил Матфания.

— Тебе нечего возразить, Фамах? — спросил Ариэль. — Или ты хочешь, чтобы я тоже отобрал у тебя пергамент?