Книга В концертном исполнении - Николай Дежнев

— Свет потуши и запри тут все, инструмент могут попереть. Народ — он вором был, вором и остался.

Лукин просидел за чертежами часов до девяти. Обмерив уже готовые декорации, он занес размеры на бумагу, прикинул новую компоновку. Лестница вписывалась так, будто была задумана с самого начала. Весь разрез двухэтажного дома сразу приобретал достоверный вид и какую-то основательную убедительность. Удовлетворенный полученным результатом, Лукин запер мастерскую и направился в зрительный зал, чтобы представить себе, как все будет выглядеть в реальном масштабе. Однако сцена все еще была занята. Репетиция «Егора Булычова» закончилась, и теперь шел прогон отдельных картин из других пьес Горького, которые планировалось показывать на малой сцене и в фойе. В одной из них была занята и Анна, сидевшая в середине зала и наблюдавшая за ходом репетиции. Заметив ее от дверей, Лукин подошел, сел рядом.

— Похоже, вы сразу взялись за работу, — улыбнулась она, увидев у него в руках эскиз декораций. — Как поговорили с Захавой?

— Прекрасно! Завтра в отдел кадров, — ответил на улыбку Лукин. — Получил государственной важности задание: построить лестницу.

— А я сегодня положила дядю в Боткинскую. У меня там приятельница врачом, она говорит, с сердцем у него действительно нелады.

Работавший с актерами режиссер обернулся, устало посмотрел в их сторону. Они замолчали и сидели так до конца репетиции. Домой ехали на трамвае, стояли на задней площадке. Огромная белая луна заливала мир серебряным сиянием, легкий теплый ветерок шевелил листья деревьев, и черные кружева теней дрожали на земле. Горький запах увядания заползал в душу, томил, хотелось удержать истлевавшее лето, хотелось любви. Где-то играл патефон, и слова романса плыли, как по волнам, в них была разлита нега юга: «Утомленное солнце нежно с морем прощалось…»

— Какая чудесная ночь! — сказала Анна. — В ней и нежность, и грусть умирания. Посмотрите, крыши домов белы, будто от снега. В такие ночи почему-то жалко себя и душа не на месте, рвется в эту холодную бескрайнюю высь. Скажите, вы знаете какие-нибудь страшные истории?..

— Одну. Про свою несложившуюся жизнь…

— Вам грустно? Не надо о грустном. Расскажите мне что-нибудь интересное!

— Не знаю, заинтересует ли это вас? — улыбнулся Лукин. Они стояли очень близко. Трамвай на повороте занесло, Анну прижало к нему. Он обнял ее и уже не отпустил. — Я вас люблю! Я, наверное, не должен вам этого говорить. Жизнь моя нелепая, неустроенная…

— Не говорите больше. — Анна прижалась к нему, едва сдерживая слезы. — Я вас ждала, я вас так ждала!

Лукин наклонился, поцеловал ее в губы. Потом отстранился, посмотрел в глаза.

— Я не вправе подвергать вас опасности! Обещайте мне одно: может наступить момент, и очень скоро, когда нам придется бежать. Без рассуждений, бросая все. Обещайте, что подчинитесь, иначе я сегодня же должен исчезнуть из вашей жизни.

Лукин смотрел ей в глаза. Одни на задней площадке трамвая, они неслись через пространство и время, через анфилады восходящих миров.

— Я всегда верила, что вы придете, — сказала Анна просто. — Я молилась, и вы пришли. Господи, спасибо тебе за ниспосланное счастье!

Утром Лукин забежал в свою комнату побриться и сменить рубашку. Попавшаяся навстречу Люси тенью шмыгнула в кухню. Лукин поздоровался, но она не ответила, даже не подняла на него глаз. Вернувшись к завтраку, он положил перед Анной пачку денег, сказал:

— Тебе понадобятся. Запомни адрес. — Лукин написал что-то на листке, протянул Анне. — Запомни хорошенько, потом напишешь на обороте!

Шевеля губами, Анна заучила написанное, перевернув листок, взяла карандаш. Лукин на цыпочках подошел к двери, рывком распахнул ее. В коридоре никого не было, однако за приоткрытой дверью комнаты Люси ему почудилось быстрое движенье. Выждав немного, он вернулся за стол, взял у Анны бумажку и, перечитав, порвал на мелкие клочки. Аккуратнейшим образом ссыпав их в жестяную пепельницу, Лукин поднес к получившейся кучке спичку.

— И еще… — Он помешал концом ножа пепел, наклонившись к уху Анны, зашептал: — Пойдешь туда, как только я скажу. Немедленно, бросив все и не рассуждая. Будешь ждать моего прихода сутки, если не приду, пробирайся в Никольск-Уссурийский. Это недалеко от Владивостока на границе с Китаем. Найдешь там старика Чена, его все знают, и покажешь вот это. — Лукин снял с шеи нательный крестик, положил его в руку Анне. — Он все поймет, снабдит деньгами и позаботится, чтобы ты добралась до Европы… Вот, пожалуй, и все.

— Ты задумал что-то опасное?

— Отнюдь, — улыбнулся Лукин. — Просто надо кое-что закончить, что не успели с Сергеем Сергеевичем в восемнадцатом.

— А дядя?

Лукин посмотрел ей в глаза, Анна прочла в его взгляде тревогу.

— Ему скажешь в последний момент. Если уходить не захочет — это его решение. Да, чуть не забыл, крестик должен быть всегда с тобой, деньги будешь носить в специальном поясе… Ну же, что ты на меня так смотришь? Расскажи мне что-нибудь хорошенькое! Что у вас творится в театре?

Он сел напротив Анны, намазал хлеб маслом, положил на него кружок колбасы. Она смотрела, как он ест, энергично работая челюстями, в глазах у нее стояли слезы.

— Вчера, — начала она, — вчера приезжали из ЦК, было совещание с труппой… — Анна достала платочек, промокнула глаза. — Говорили, как это важно и ответственно, и почему-то пугали оппортунистами. Я в этом плохо разбираюсь, но Борис Васильевич потом сказал, что это серьезно.

— Борис Евгеньевич, — поправил Лукин автоматически.

— Нет, Борис Евгеньевич — это Захава, а сказал Щукин! Ты не знаешь Щукина? — удивилась Анна. — Они вместе с Захавой ставят пьесу, и Борис Васильевич играет Булычова. А еще говорили, что Алексей Максимович обещал привезти в театр самого!..

— Ну да, поедет он в какой-то там театр, — с ходу усомнился Лукин, отрезая кружок колбасы.

— Не в «какой-то там», а к Вахтангову, — почти обиделась за свой театр Анна. — Все знают, что Горький очень близок к Сталину и вроде как у него на связи с творческой интеллигенцией. Благодаря ему Иосиф Виссарионович стал заядлым театралом, и даже его жена организовала нечто вроде салона для людей искусства. Поит их чаем и вообще…

— Ну, этого я не знаю, — рассеянно согласился Лукин, поднимаясь из-за стола. — Пойдем, а то опоздаешь на свою репетицию! Мне сегодня предстоит взять у завхоза полуторку — и на склад, выбирать доски для дополнительных декораций…

На углу в ожидании трамвая Лукин купил у мальчишки-разносчика газету. На первой странице в глаза бросился набранный крупным шрифтом заголовок: «Пожар в Марьиной Роще». Он быстро пробежал заметку глазами. В ней говорилось, что огонь вспыхнул вчера поздним утром и продолжался около пяти часов. Выгорел целый квартал старых московских домов, в котором, по информации милиции, находились два воровских притона. Эти данные подтверждались найденными в одном из полуподвалов обгоревшими трупами с характерными пулевыми отверстиями в черепах. Уголовный розыск подозревает сведение счетов между бандами налетчиков и последующий поджог с целью замести следы.